Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Обе поездки — в Аид и на Схерию, судя по тексту, происходят по воле неотвратимой Судьбы. В Аид Одиссея против его желания посылает Кирка: «Ты должен, с пути уклоняся, проникнуть в область Аида <���…> Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там» (Od. X, 490–495), — к чему Одиссей совсем не стремится. В Аиде он узнает от Тиресия о своих дальнейших странствиях и, весьма неопределенно, об обстоятельствах своей смерти, а после возвращения к Кирке выясняется, что она и без Тересия и подробнее, чем он, знает обо всех дальнейших приключениях Одиссея, не упоминая лишь о его смерти (возможно, потому, что ей уже ведомо: Одиссея случайно убьет Телегон, ее сын от Одиссея). Но ни Тересий, ни Кирка не знают и не сообщают ничего о том, что на Итаку Одиссей должен возвратиться только после посещения Схерии при содействии добрых феаков. О неизбежности прибытия Одиссея на Схерию сообщает Зевс Гермесу в присутствии своей дочери Афины (Od. V. 34), причем он говорит об этом не как о своем решении, а как об исполнении того, что уже предначертано. Таким образом, Одиссей должен по воле Судьбы (и автора «Одиссеи») побывать и в Аиде, и на острове феаков.

Ниже в сжатой форме, сводя до минимума ссылочный аппарат и давая цитируемые тексты в русском переводе [41] Текст «Одиссеи», за исключением специально оговоренных случаев, цитируется в переводе В. А. Жуковского. , я обосновываю сопоставление, означенное в заголовке статьи. Подробная аргументация позднее будет приведена в большой статье.

Тема острова феаков занимает центральное место в композиции «Одиссеи». Она впервые возникает в начале песни V и оканчивается в песни XIII (9 песней из 24). Но главное даже не в этом. Первые четыре песни (I–IV) являются, видимо, интерполяцией в состав «Одиссеи», возможно существовавшей ранее отдельно некоей «Телемахиды», посвященной поездкам Телемаха с целью узнать что-либо о судьбе отца. О всех же странствиях самого Одиссея сообщается лишь в связи с его предначертанным плаванием к Схерии или рассказывается им самим Алкиною, Арете и феакам после прибытия его на Схерию. Таким образом, вся судьба Одиссея, от окончания Троянской войны до прибытия на Итаку, известна нам (по воле поэта, исполняющего, как он полагает, высшую волю) лишь благодаря пребыванию героя на острове феаков. И чрезвычайно важно, что в V–XIII песнях дается уникальный, подробно разработанный и весьма реалистичный рассказ о самом острове и о многих сторонах жизни его обитателей. Вторая часть собственно «Одиссеи» (песни XIV–XXIV) посвящена лишь событиям на Итаке после возвращения Одиссея и увенчана подробным описанием подготовки к самосуду над женихами и их убийства, а также последующего полета душ женихов в Аид (тема Аида, вновь подробно разработанная здесь, видимо, чрезвычайно волнует автора).

Я обращался к ряду специалистов по античности с одним и тем же вопросом: «Как погиб город феаков на острове Схерия?» Точного ответа я не получил ни разу, наиболее частый: «А разве он погиб?»

Действительно, гибель города феаков, при формальном подходе, не описана в «Одиссее», но надо полностью игнорировать представления эллинов о неизбежной судьбе (Мойре), о соотношении Мойры, Зевса и прочих богов, чтобы не понимать, что город феаков действительно погиб (во всяком случае — погиб для людей), что гибель его уже издавна предрешена судьбой, описана в предсказаниях и в тех незначительных уточнениях, которые только и может добавить Зевс.

Прежде чем цитировать свидетельства о неизбежной гибели города феаков — короткая справка. По «Одиссее», феаки — пришельцы на Схерии, они переселились сюда под предводительством царя Навсифоя из области Гиперия («Запредельная») из-за невозможности соседства с «дикими циклопами». Навсифой (букв. «с быстрыми кораблями», т. е. «владеющий быстрыми кораблями») — сын Посейдона и Перибойи, дочери Евримедонта, предводителя гигантов. Феаки — «любезные богам» и «родные богам», боги охотно посещают их в своем истинном обличье, особенно им благоволят Зевс и Афина. В момент прибытия Одиссея на остров во главе феаков стоит Алкиной, сын Навсифоя и внук Посейдона, женатый на своей племяннице Арете, правнучке Посейдона. Алкиной и Арета присутствуют и в «Аргонавтике» Аполлония Родосского, которая восходит к более ранним сказаниям об аргонавтах, т. е. они современны и более старшему, чем Одиссей, поколению героев. В «Одиссее» у них взрослые сыновья и дочь, но какие-либо намеки на их преклонный возраст отсутствуют, — видимо, они одарены долгожительством, но, безусловно, смертны. Феаки гостеприимны к потерпевшим крушение и по их желанию и безвозмездно отвозят странников на своих управляемых мыслью кораблях на родину (или в другой «пункт назначения»); поездка и возвращение занимают одни сутки. Но феаки не любят «людей промышляющих» (пиратством и торговлей) и поэтому настороженно относятся к таким чужеземцам.

Алкиной, пообещав преследуемому Посейдоном Одиссею доставить его безвозмездно на Итаку, далее говорит следующее:

Вот, по возможности, буквальный перевод узлового места этого отрывка (с допустимыми вариантами):

Он (Навсифой. — Д. М.) сказал, что некогда прекрасносделанный корабль феаков, возвращающийся из сопроводительной поездки, будет разбит во мглистом море, а большая гора закроет со всех сторон (накроет) нам (наш) город [42] Благодарю В. Т. Мусбахову за подстрочный перевод ряда узловых для данной темы мест поэмы, а также за многочисленные консультации и беседы, без которых эта статья вряд ли увидела бы свет в этом году. .

Отмечу, что в греческом тексте нет ни тени сослагательности: Навсифой говорит о том, что неизбежно произойдет и предупреждает об этом сына, возможно вполне взрослого («в ребячестве» добавлено В. А. Жуковским).

Как увидим далее, речь здесь идет о чем-то, превышающем волю Зевса, благоволящего к феакам, видимо — о Мойре (Судьбе). Роль Мойры в божественной иерархии можно представить по целому ряду ранних примеров. В «Илиаде» Зевс многократно взвешивает на весах жребии сражающихся героев, дабы узнать волю Судьбы (Hom. Il. XIII, 69 f.; XVI, 658; XXII, 209 f.). В «Одиссее» говорится, что убийство Агамемнона совершилось по велению Мойры (Od. XIV, 28–29), перед которой бессильны даже боги: «Но и богам невозможно от общего смертного часа милого им человека избавить, когда он уж предан в руки навек усыпляющей смерти судьбиною будет» (Od. III, 236–238). Одиссею также предстоит, по словам Алкиноя, в отчизне испытать все то, что судьба и Мойры сплели для него при рождении (Od. VII, 196–198). Прометей у Эсхила в «Прикованном Прометее» утверждает, что «штурвальным необходимости» являются «трехликие Мойры и помнящие Эриннии» и что Зевс «не избежит предначертанного» (Aesch. PV 515–518). По свидетельству Геродота, Пифия на запрос Креза ответила: «Предопределенного Судьбой не может избежать даже бог» (Hdt. I, 91). И лишь по значительно более позднему свидетельству Павсания, Судьба (Мойра) определяется волей Зевса (Paus. I, 40, 4). Но в нашем случае речь определенно идет о предсказанной судьбе, неподвластной Зевсу.