Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Систему растительного орнамента, вырастающего из оформленной акантовыми листьями завязи у ножки амфоры, имеющего в центре мифического коня и завершающегося наверху пальметкой и двумя симметрично сидящими птицами голубиной породы, очень соблазнительно трактовать (особенно учитывая трехъярусность изображений амфоры, наталкивающую на мысль о трех мирах индоевропейской мифологии) как изображение мирового древа — сакрального образа мира. Однако мы остереглись бы от подобных, модных в последнее время сопоставлений, если бы правомерность их не подтверждалась изображениями на другом предмете, найденном вместе с Чертомлыкской амфорой и образующем вместе с ней единый уникальный комплекс ритуальной посуды, — на известном серебряном блюде из Чертомлыка.

Предложенное нами прочтение системы изображений на амфоре как проигрываемой на трех разных уровнях темы культа бога — покровителя коневодства (и, видимо, солнечного бога) Фагимасада (наверху — «благое страдание», вечное умирание как залог вечного омоложения, внизу — «божество в силе», в центре благих образов и символов, изливающее благостыню, посередине — земное приношение в жертву кобылицы богу-жеребцу) наталкивается на одно существенное возражение: сосуд, связанный с культом типично мужского божества, оказывается найденным в самом богатом, но, безусловно, женском погребальном комплексе центральной могилы Чертомлыка. Однако это возражение снимается наличием в этом же комплексе уже упомянутого огромного серебряного с позолоченными деталями блюда, под обеими ручками которого имеется изображение вырастающей из такого же, как на амфоре, акантового трилистника обнаженной женской полуфигуры, придерживающей поднятыми руками головной убор типа калафа, обычный на изображениях Деметры, а иногда и других богинь греческого пантеона (в данном случае верхняя часть этого головного убора трактована как выгнутый кверху полумесяц) (рис. 38). В стороны от акантовой завязи развивается система растительного орнамента, родственного орнаменту амфоры, с подобными же спиральными завитками и бутонами и растущими вверх двумя 12-лепестковыми розетками. Книзу от акантового трилистника идут растительные побеги, которые в данном случае более всего напоминают схематическое изображение пучка корней, уходящих под землю (Толстой, Кондаков 1889: 109–110, рис. 98).

Амфора, блюдо и лежавший в нем черпак с ручкой в виде собачьей головы представляют собой комплекс ритуальной посуды, посвященной совместному культу пары божеств — Фагимасада и некой великой женской богини, связанной с культом растительных и плодоносящих сил природы. Какое-то отношение к этому культу имела погребенная в этой же камере центральной могилы Чертомлыка женщина, одежда которой была украшена бляшками с изображением (по довольно согласному мнению исследователей) верховной общескифской богини Табити-Гестии — божества очага и в особенности царского очага.

По иным изображениям Табити известно, что ее атрибутом, кроме священного огня, было зеркало с ручкой, подобное тем зеркалам, одно из которых имелось в руках погребенной в Чертомлыке женщины, а другое лежало в центре соседней с погребальной камерой «кладовой», на стенах которой висели украшенные золотом женские культовые головные уборы и одежды. Поскольку Табити, по свидетельствам греческих авторов, была верховной богиней всех скифов, не имеющей мужского божественного партнера, то возможна следующая реконструкция культовой ситуации в рассмотренном погребении Чертомлыка: здесь была похоронена жрица верховной богини Табити, под покровительством которой происходил «священный брак» между «национальным» небесным божеством скифов царских Фагимасадом и какой-то богиней земных плодоносящих сил; краник амфоры в виде головы мифического коня находился как раз над краем серебряного блюда, и, вероятно, излияние освященной влаги из уст коня в украшенный женскими изображениями таз символизировало брачное слияние двух божеств.

Видимо, с культом этой пары божеств связаны и другие детали погребального комплекса центральной могилы Чертомлыка. Напомним, что на глубине 6,5 м от вершины насыпи кургана было обнаружено «не менее 250 уздечек» и «более 260 бронзовых наконечников стрел» (Толстой, Кондаков 1889: 107; Артамонов 1966: 46), т. е. мы имеем здесь дело с остатками тризны, где символически с вождем было захоронено свыше 250 коней, символизируемых уздечками (Hdt. IV, 72), и, вероятно, равное число всадников, символизируемых стрелами (Hdt. IV, 81), что подчеркивает ярко выраженный «всаднический» характер главного мужского божества царских скифов. Однако стрелы в сочетании с колчаном, луком и ножом имели и иной, особый смысл в погребальном обряде Чертомлыка. Напомним, что в двух богатых мужских погребениях в первой камере центральной могилы и в погребении главного конюха около конских захоронений имелись не только колчаны со стрелами (и, следовательно, луки) и ножи, но и иное оружие — мечи или копья, а в одном случае — детали нагайки. Рядом же со скелетом, лежавшим в той же камере, что и «царица-жрица», и принадлежавшим слуге (или служанке), из оружия были обнаружены только нож и стрелы [82]. В четвертой камере, где, видимо, хранилась женская утварь и одежда (в центре находилось зеркало, ложка и ларец, вокруг — золотые бляшки, подвески и детали женских головных уборов), также лежали останки человека, вооруженного лишь ножом и колчаном со стрелами. Столь бедное вооружение в обоих случаях можно было бы объяснить социальным положением охраняющих «царицу» и «кладовую» слуг, однако еще в одной, третьей камере были обнаружены находки, позволяющие думать об особом, культовом смысле столь ограниченного набора вооружения. В камере, которую «охраняла» убитая собака, были найдены медный котел, глиняные амфоры, остатки ковра и множество золотых деталей от одежд и женских головных уборов. Здесь же находилось несколько кучек бронзовых наконечников стрел со следами кожаных колчанов и рядом с ними 5 ножей, вероятно представлявших пять уже знакомых комплексов (лук и нож), а у стен стояло около 350 стрел (Толстой, Кондаков 1889: 112–113; Артамонов 1966: 48–49).

Таким образом, можно отметить, что весь комплекс Чертомлыка говорит об особо подчеркнутом здесь значении конского культа, связанного с мужским божеством, и о каком-то особом значении, которое придавалось луку со стрелами и, главным образом, комплексу «колчан — нож», в системе обрядности, связанной с женским погребением и «кладовыми».

Возвращаясь к сопоставлению амфоры и таза, приходится констатировать, что включение изображений как конской головы, так и женской полуфигуры в систему сходного растительного орнамента (причем к изображению коня явно добавлены символы небесного начала — розетка над головой, вершина древа, птицы, а к изображению женщины — признаки хтонических связей — корни) делает весьма вероятной трактовку всей системы образов на амфоре как сакрализованной картины мира, центром которого является мировое древо, а центром древа — божество: реконструируемый филологами образ мирового древа чаще и теснее всего связан с образом женщины, а затем — с образом коня (Топоров 1974: 35–39, 69; Иванов 1974: 75–138).