Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Обратимся от «странностей» центральной сцены к «странностям» всего верхнего пояса изображений и постараемся показать, что здесь также существуют определенные соотношения образов, которые вряд ли могут быть объяснены стремлением мастера передать «реальные» бытовые сцены. Представляется странным, что главные действующие лица на сценках, окаймляющих центральную (люди и взрослые животные), обращены к ней своей тыльной стороной; действие как бы развивается в стороне от центральной сцены, подчеркивая ее особость и изолированность. Кроме того, расположенные рядом лошади, коровы, овцы и козы, кормящие детенышей и подвергающиеся доению, никак не могут быть изображением реального весеннего стада, поскольку весной у кочевников эти животные всегда пасутся раздельно. Так что речь может идти лишь о символическом изображении весеннего стада. Сам порядок представленных животных находит соответствие в сакральной иерархии жертвенных животных в иранской и в индийской мифолого-эпической традиции, как показывает, например, рефрен Гимна Ардвисуре: «сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец» (Иванов 1974: 92).

На наш взгляд, среди сведений, сообщаемых о жизни, быте, обрядах и религии скифов, наиболее авторитетными являются свидетельства Геродота и Псевдо-Гиппократа. Они косвенным образом разъясняют и «странности» центральной сцены, и «особенности» всего пояса изображений.

Затем скифы пошли на Египет <���…>. Когда они на обратном пути дошли до сирийского города Аскалона, то большинство прошло дальше без вреда для города, но немногие отстали и ограбили святилище Афродиты Урании. Как я узнал из расспросов, это святилище — самое древнее из всех храмов этой богини <���…>. Грабителей святилища в Аскалоне и всех их потомков богиня наказала, поразив их навеки «женской» болезнью. И не только сами скифы утверждают такое происхождение их болезни, но и все посещающие Скифию могут видеть страдания так называемых энареев (Hdt. I, 105).

…Между скифами встречается множество евнухов; они занимаются женскими работами и говорят по-женски; называются такие мужчины «энареями». Причину такого явления туземцы приписывают божеству и поэтому чтут таких людей и поклоняются им, каждый боясь за себя… (Hp. Aër. 29).

Если <���…> приходя к женщинам, они оказываются бессильными, то в первый раз не обращают на это внимания и не беспокоятся; но если при повторении попытки два, три и более раз она оказывается не более успешною, то они решают, что в чем-нибудь провинились перед божеством, которому приписывают причину болезни, затем надевают женское платье, открыто признавая этим свое бессилие, усваивают женские привычки и вместе с женщинами занимаются их работами. Этой болезни подвержены скифские богачи — не люди самого низкого происхождения, а самые благородные и пользующиеся наибольшими могуществом; причина ее заключается в верховой езде; бедные менее страдают ею, так как не ездят верхом (Hp. Aër. 29–30).

Энареи — женоподобные мужчины — говорят, что искусство гадания даровано им Афродитой. Гадают они при помощи липового мочала. Мочало это разрезают на три части и полоски наматывают вокруг пальцев, а затем вновь распускают и при этом произносят предсказания (Hdt. IV, 67).

На скифском языке Гестия называется Табити <���…>, Афродита Урания — Аргимпаса (Hdt. IV, 59).

Из вышеприведенных текстов следует, что существовала уникальная ситуация, при которой некоторые представители скифской знати в обязательном порядке должны были заниматься женскими работами, — и это дает нам основание трактовать «странную» сцену шитья как изображение одного из этапов обряда перехода в состояние энареев или какого-то иного обряда, связанного с культом великого женского божества типа Аргимпасы — Афродиты Урании — Атаргатис [85]. То, что в скифском мире существовало обрядовое шитье, подтверждается находкой в центральном ограбленном погребении кургана Солоха золотой иглы (Артамонов 1966: 42) (т. е. предмета, изготовленного из «священного» металла и мало пригодного для практического употребления); такая же золотая игла была найдена в богатейшем женском погребении — в Мавзолее Неаполя Скифского, причем здесь же была обнаружена единственная на все погребения в Мавзолее монета с изображением херсонесской Девы (Погребова 1961: 173, рис. 7, 10), что говорит, возможно, о какой-то связи захороненной с культом одной из северопричерноморских богинь.

Поскольку переход в состояние энареев предполагает переодевание в женскую одежду, возможно, на пекторали изображен определенный этап этого процесса: скифы уже раздеты до пояса. В связи с этим же следует обратить внимание на своеобразную широкую налобную повязку левого скифа, находящую ближайшую аналогию отнюдь не в мужских повязках и диадемах, надевавшихся выше и более узких (сосуд из Куль-Обы, горит из Солохи), а в обычных женских лобных повязках из богатых погребений, украшенных золотыми лентами и являвшихся одним из элементов скифского женского головного убора (Ростовцев, Степанов 1917; Толстой, Кондаков 1889: 110). Переход в категорию энареев был связан с отказом от мужских занятий, что выражено в подчеркнутой «отчужденности» оружия (особенно у левого скифа) на исследуемом изображении. По Псевдо-Гиппократу, «женская болезнь» настигала чаще всего богатых и знатных скифов; богатство и знатность в скифском обществе, безусловно, частично передавались по наследству, однако максимума того и другого каждый конкретный индивидуум достигал, как правило, в зрелых или преклонных годах, да и естественно, что описанной болезни были более подвержены мужчины преклонного возраста; все это может объяснить подчеркнуто старческий характер двух центральных персонажей.

В культе Атаргатис-Астарты — передневосточного аналога Аргимпасы — Афродиты Урании существовал подобный скифскому обряд перехода в состояние жреца богини, связанный, правда, не с импотенцией, а с оскоплением. Этот обряд происходил ранней весной, что находит соответствие в явном указании на это время года в изображенных на пекторали сценах, окружающих центральную. Пожалуй, самым распространенным культовым животным этой «восточной» Афродиты был баран, что опять-таки может объяснить ритуальное значение шитья одежды из бараньей шкуры.

Безусловно, некоторые особенности центральной сцены не находят убедительного объяснения в приведенных текстах источников. Мы имеем в виду отсутствие женской одежды, в которую должны были переодеваться энареи, и особое значение лука с колчаном, находящегося в центре композиции. Однако, поскольку на произведениях греко-скифского искусства выделенной группы отсутствуют изображения скифских женщин, можно предположить, что «женская тема» намеренно игнорировалась заказчиками и мастерами, изготовлявшими эти вещи. Поэтому не исключено, что отмеченные особенности в прическе и подвязывании волос уже являются намеком на переход левого скифа в «женское состояние».