Дэвид Граммитт - Краткая история. Война Алой и Белой розы

Во второй половине XV столетия английская политика и общество испытывали на себе влияние опытов и впечатлений гражданского противостояния. Взлет и падение династий, участие множества людей в войнах, обостренные чувства перед лицом необузданного насилия трансформировали механизмы управления королевством, традиции политического поведения и сам язык политики. Степень включения разных составляющих государственного устройства в политический процесс претерпела существенные и далекоидущие изменения. В данной главе мы рассмотрим три аспекта, в которых Война Алой и Белой розы преобразили политическую культуру позднесредневековой Англии. Эта трансформация затронула институты власти и управления, взгляды на законность политических действий и, что куда важнее, понимание того, кто вправе участвовать в политической жизни.

Среди историков бытует почти общепринятое мнение, будто на закате Средних веков расширилась степень вовлеченности населения в политику. «Народная политика» или «народ» вторглись в рассуждения верхов и бросили вызов притязаниям аристократии и церкви быть представителями всего сообщества королевства. Под народом понимались горожане, фермеры средней руки и даже грамотные крестьяне. Середина XV столетия стала свидетельницей их активности в политике. Но гражданские войны в итоге вели к основополагающей смене понимания законности приобщения народа к политическому процессу. Однако прежде чем браться за рассуждения о переменах, следует определить сам термин «народ» (commons). Где-то примерно с 1300 года под «народом» чем дальше, тем больше понималось все общество королевства в самом широком смысле. Короче говоря, речь идет о членстве в национальном политическом сообществе, как воображаемом, так и реальном, и не имеющем строгой привязки к социальному или экономическому положению. Официально «народ» воплощался в парламентской палате общин, но подразумевалось, что к нему принадлежал любой налогоплательщик, каждый, кто принимал деятельное участие в делах короля — в отправлении правосудия и военных походах. Простой народ говорил одним голосом, иногда через своих представителей в парламенте, но и через прочие средства донесения информации; он был «частью сообщества королевства, чьи интересы признавались задачей и целью любого правительства» [172] J. Watts. Public or Plebs: the Changing Meaning of ‘The Commons’, 1381–1549 // Power and Identity in the Middle Ages. P. 250. . Таким образом, к середине XV века политическая воля простого народа уже давно была признана условием хорошего управления королевством и достижения «общего блага», превратившегося в тогдашнем лексиконе в наиболее выразительный и спорный термин.

Торжество простого народа, соответственно, — одна из главных тем позднесредневековой английской истории. У такого положения есть несколько причин — социальных, экономических, политических и культурных. Вряд ли стоит сомневаться, что моровые поветрия середины XIV века сильнейшим образом способствовали социальному и экономическому расслоению Англии. В русле направления, явного уже в царствование Эдуарда I, все больше и больше работавших на чужой земле несвободных крестьян попадало в сферу влияния короны — через доступ к королевскому правосудию, уплату податей в государеву казну; посредством военного набора они поступали на службу в королевские армии. Ближе к концу XIV столетия в селах всей Англии состоятельные крестьяне и фермеры выступали присяжными, полицейскими начальниками, сборщиками податей и представителями своих общин в судах на уровнях округа и графства. Соответственно, английский крестьянин, осмелевший после прокатившейся по стране Черной смерти и готовый требовать лучшей платы и большей политической свободы, примерно к 1400 году превратился в полноценного члена сообщества всего королевства.

Сходным образом с 1327 года на заседания парламента обычно созывали и депутатов от английских городов. Внутри последних существовала напряженность между группами разного положения и достатка, и ближе к концу XIV века в политической повестке большинства сколь-либо крупных английских городов господствовала борьба между олигархическим и представительным способами правления. Вместе с тем участники этой борьбы ссылались на одно и то же. Как будущие олигархи, так и их политические противники разделяли общую терминологию «сообщества» (communitas) и рассматривали город как единый политический организм, где все жители составляют одно сообщество. В 1381 году крестьяне, поднявшие восстание против предателей-советников из окружения короля и несправедливых поборов, выступали за то же самое и использовали тот же язык, что и парламентарии, выразившие недоверие королевским министрам пять лет спустя. Иными словами, принадлежать к народу тогда означало «быть частью сообщества королевства, говорить и действовать во имя сообщества всего королевства так же, как магнаты в 1215 году, рыцари в 1259 году и парламентарии XIV столетия» [173] Ibid. P. 250. .

Подъему роли простого народа способствовали политические и культурные факторы. Прежде всего, политически мотивированному обществу требовался общий язык. К началу XIV века существовал так называемый среднеанглийский язык, расхожее просторечие, основанное на письменном языке, но доступное для понимания людей, разговаривавших на разных, подчас очень отличных друг от друга диалектах. Соответственно, народная «протестная литература», образовавшаяся на почве старинных жалоб крестьян и пропущенная через сито правовой терминологии при составлении петиций, распространялась и приобретала большую важность в течение второй половины столетия, достигнув пика в ходе Крестьянского восстания 1381 года.

Одним из наиболее значимых источников протестной литературы в начале XV века стали тексты, связанные с лоллардами — народным и антиклерикальным движением, бросившим вызов основе церковных учений, выступавшим за доступную для чтения Библию на английском языке и призывавшим лишить церковь пожертвований. Появившись в 1370-х годах и достигнув расцвета в первом и втором десятилетиях XV столетия, петиции лоллардов настолько повлияли на язык народного представительства в парламенте, что традиции изложения трансформировались. В XIV веке для прошений в парламенте применялся французский язык, но позднее благодаря лоллардам его вытеснил народный английский, который обходил формы элитарных политических споров в парламенте и обращался напрямую к широкой публике.

Именно протестная литература, овеществленное выражение политического голоса народа, служила динамичной силой — двигателем и приводными ремнями механизмов, менявших политические рассуждения в эпоху правления династии Ланкастеров. Прошения на английском, представлявшие народную волю, например антиклерикальные билли в Уорикшире в 1407 году, произрастали из 1381 года и «подлинно народного» слова. Такая форма обращений постепенно становилась законным средством выражения недовольства и призыва к политическим переменам. В 1414 году в парламентские списки вошла первая официальная петиция на английском, тогда как начало XV века в целом увидело уверенный рост числа заявлений с просьбами о государевом правосудии на английском, поступивших в канцлерский суд и на рассмотрение в королевский совет.