Шарль Пти-Дютайи - Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии

Теория о короле, получающем советы от своих баронов, могла, правда, привести к тому, что Англия стала бы управляться совокупностью главных держателей. Эта именно мысль и выражена в одной любопытной политической поэме того времени:

«Магнатам подобает блюсти за тем, что годится для управления королевством и служит для сохранения мира. Пусть король имеет при себе туземцев, а не иностранцев, и не специальных советников или важных персон, которые вытесняют остальных».

Этот автор мечтает об Англии, управляемой обширной палатой лордов. Но бароны, устроившие революцию 1258 г., думали, что собрание большого количества магнатов создало бы лишь беспорядок и анархию, и они не имели ни малейшего желания увеличивать прерогативы парламента; мы видели, что они его заменили комиссией из двенадцати членов, работающей вместе с советом XV; олигархия, которую они поставили во главе управления, сводилась к очень небольшому количеству лиц.

К тому же она не смогла долго устоять против эгоистических страстей, ни быть в стороне от раздоров и зависти; она испугалась за свои привилегии и мало-помалу утомилась и распалась. Только один из крупных баронов неизменно поддерживал мысль о том, что такой король, как Генрих III, не способен править и что его нужно держать под опекой, только один до конца оставался революционером и умер за свои идеи, — это Симон де Монфор. Но Симон не был настоящим представителем английской аристократии того времени; доказательством является то, что один из самых отважных английских баронов, Гильберт де Клер, изменил ему и содействовал его гибели [122] Сам Симон де Монфор также не был чужд личных расчетов. . Симон являет собой образ великого авантюриста, волонтера, готового пойти на всякий риск. Но прежде всего его надо представлять себе по образу его отца — фанатичного христианина. Разгадку его характера и его жизни надо искать в его отношениях с современной ему английской церковью: она и вела его и вместе с тем шла за ним.

Английская церковь, такая бесцветная в конце Средних веков, в XIII в. была еще во всем блеске своих добродетелей и своего общественного влияния. Пройдя тяжелые испытания во времена преследований и интердикта, она окрепла и помолодела с приходом нищенствующих монахов, Friars. Первые доминиканцы высадились на берег Англии в 1221 г., первые францисканцы — в 1224 г. Через несколько лет в английских городах, скученных, грязных, зараженных эпидемиями, недостаточно снабженных духовенством, появились по одному — по два монастыря нищенствующих монахов, обеспечивавших городу церковную службу, проповедь, преподавание, уход за больными. Все эти Friars, как бы ни назывался их орден, способствовали оживлению всего тогдаш н его поколения англичан, Они принесли ему свой труд, свою веселость, свое бескорыстие, любовь к ближнему святого Франциска, более благородные понятия о жизни, склонность к дружному действию и к жертве. Благодаря им, а также благодаря таким великим прелатам, как Стефан Лангтон, Эдмунд Рич, Роберт Гросстет, церковь при Генрихе III являлась центром национальной жизни, вдохновительницей сопротивления всякому гнету.

Мы видели, какую выдающуюся роль в конце царствования Иоанна играл примас Лангтон. Это он направил баронов на то, что бы они добивались дарования хартии; без него Англия впала бы в анархию. У него было сознание необходимости согласованных действий. Место, отведенное вольностям церкви в этом «мире» между королем и баронами, достаточно ясно выдает его влияние и его политическое настроение. Он был человек сдержанный и благоразумный: он не одобрял резкости комиссии XXV и не хотел разрыва с папой. Но примирение было невозможно. После его отъезда двенадцать епископов из пятнадцати не испугались папского отлучения и стали на сторону Людовика Французского. Это явилось началом больших бедствий для английской церкви: как только удалились французы, она была жестоко наказана легатом, и Святой престол усвоил себе, таким образом, деспотические привычки; одобряемый потворствующей слабостью Генриха III, он стал смотреть на Англию как на страну, которую можно эксплуатировать.

В течение долгих лет английская церковь с трудом защищалась от требований короля и от требований пап. Король требовал денег и старался водворить в епископствах своих иностранных фаворитов, а также, — что являлось традицией династии, — тех чиновников, которые хорошо ему служили; папа под тем предлогом, что Англия была его леном, желал снабжать прибыльными бенефициями своих итальянских клиентов, притом не обязывая их ни пребывать при этих бенефициях, ни исполнять обязанности священнослужителя; в 1241 г. легат сразу потребовал триста бенефициев для итальянцев. Такой деспотизм наносил вред даже и интересам мирян, так как существовало много бенефициев, патронами которых состояли светские сеньоры, наделенные правом назначать своих кандидатов. В 1231 г. один молодой рыцарь, права которого были таким образом нарушены, основал лигу, к которой примкнули знатные люди, духовные и даже советники короля. Стали грабить имущество итальянских бенефициариев; их амбары сжигали или раздавали находившийся в них хлеб бедным.

Хотели изгнать из Англии всех иностранцев, владевших в ней бенефициями. Папа потребовал, чтобы это движение было подавлено, и главной жертвой явился не кто иной, как великий юстициарий Губерт де Бург, который был арестован и посажен в тюрьму Но английская церковь в своей собственной среде нашла вождей для руководства сопротивлением. После смерти Стефана Лангтона (в 1228 г.) у нее были и еще мужественные примасы. Эдмунд Рич был аскетом, очень далеким от всякого светского честолюбия, а между тем именно он, при помощи угрозы отлучением, сразу очистил двор от фаворитов из Пуату. Архиепископ Бонифаций, хотя и «савоец», не допустил, чтобы судья Роберт Паслью получил епископство, ввиду его невежества в богословии. Многие епископы и аббаты приняли непосредственное участие в революции: вместе с архиепископом в комиссиях 1258 г. фигурировали епископы Лондонский, Вустерский, Солсберийский. Мы видели, что в революционном парламенте 1265 г. было больше прелатов, чем баронов. После своей победы Генрих III подверг преследованию за обиды восемь епископов; аббаты больших монастырей, как Бэри-Сент-Эдмундс, должны были уплатить большие штрафы.

Чтобы составить себе представление о настроении высшего духовенства, не следует доверяться диатрибам некоторых монастырских хронистов, вроде марганского летописца, считающего притязания короля «дьявольскими» [123] Летопись Маргана в Annales Monastici. , или Матвея Парижского, грубая брань которого по адресу римской курии превосходит антипапистские анафемы XVI в. Обратимся к писаниям Стефана Лангтона и линкольнского епископа Гроссетеста, а также к самим фактам. Мы можем констатировать, что английские прелаты подчиняются решениям папы, когда они находят их справедливыми и благоразумными, и не торгуются с ним о своей поддержке, когда думают, что ему что-нибудь угрожает; точно так же они считают, что должны помочь королю, когда «община» подвергается какой-нибудь опасности. Но они желают обсудить каждый данный случай, сохранить свободу дать или отказать, а также иметь гарантии; король должен иметь хороших советников и прислушиваться к их мнению, соблюдать Великую хартию, и те, кто дает ему свои деньги, требуют себе за это пользования вольностями, которые в ней написаны. Точно так же и папа не имеет права требовать у духовенства субсидий, для того чтобы воевать с Фридрихом II, который не был осужден за ересь приговором церкви. Наконец, канонические выборы и прерогативы патронов церквей должны быть уважаемы. Роберт Гроссетест по этому пункту показал пример непоколебимой твердости и перенес полемику в высшую плоскость, в плоскость интересов религии. Он отправился в Лион в 1250 г. и прочел там перед папой и кардиналами записку, которая стала знаменитой. Он описывает в ней бедствия, причиняемые ненасытной алчностью римской курии; он указывает на то, что духовная жизнь ставится в тяжелое положение благодаря пожалованию бенефициев людям, которые не выполняют своих обязанностей. Он смело говорит: