Эрнест Лависс - Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура

Если в Италии и на юге Франции сеньоры удержали за собой лишь почетные привилегии верховной власти, то во всех остальных областях они сохранили более обширные, более реальные и непосредственные права над коммунами. Общины Северной и Северо-Восточной Франции, Артуа, Пикардии, Фландрии, Бургундии приобрели большие привилегии — право суда и самоуправления; но они не представляли собой самодержавных государств: в политическом, финансовом и военном отношениях они были вполне подчинены, как и большинство феодов, вассальным обязательствам. В Англии и англо-нормандских областях Западной Франции влияние сюзерена было еще значительнее: в тех местностях, где были приняты Руанские установления, ему принадлежала большая часть доходов, верховный суд и контроль над муниципальной администрацией; горожане пользовались лишь минимумом прав, какими могла обладать коммуна; также ограничены были права городских общин и в Германии, и полную автономию они приобрели только во второй половине XIII в.; германские, английские и англо-нормандские города можно сравнить со скромными феодами, владеющими лишь частицей суверенитета.

Право войны и мира.Все эти общины обладали правом войны и мира, одни — безусловным, другие — с известными ограничениями, а некоторые — лишь в самых ничтожных размерах. В 1082 г. Каркассон воевал с феодалами; немного позднее Тулуза, Марсель, Авиньон, Периге и Нарбонна заключали между собой союзы, отделялись, снова сближались, враждовали с сеньорами, мстили за свои обиды с оружием в руках, осаждали неприятельские города и нападали на замки оскорбивших их дворян. Арль замешан во все интриги и во все войны своей страны, ищет союзов и ссор даже за горами, соединяется с Генуей против Пизы, несколько лет спустя заключает с Пизой союз, без устали воюет и заключает договоры. Эта неугомонная пылкость, которую не могла удержать никакая узда, была свойственна многим городам Южной Франции. Что касается северных коммун, которые пользовались меньшей самостоятельностью, то их право войны и мира было обычно ограничено. Тем не менее почти все они обладали одной странной привилегий, очень походившей на право частной войны. Вначале, когда кто-нибудь обижал их, они имели право сжечь жилище виновного; это право называлось droit d’arsin. Но если месть была мила сердцу вспыльчивых граждан, то она могла быть чрезвычайно опасна для них, потому что в ту эпоху дома строились большей частью из дерева и огонь мог распространиться по всему городу. Поэтому позже, вместо того чтобы сжигать жилище обидчика, предпочитали разрушать его, и право поджога превратилось в право поломки дома (droit d’abatis de maison). Когда здание, на которое обрушивался народный гнев, находилось в ограде города, то исполнение приговора обычно не представляло затруднений, но когда надо было разрушить замок, расположенный вне города, то устраивался настоящий военный поход; город созывал свою милицию, призывал вассалов и просил помощи у союзных городов.

Союзы между коммунами.Наконец, сознание сходства своего происхождения, сознание того, что опасность, с которой им приходилось бороться, и политика, которой им приходилось следовать, одинаковы, иногда объединяло города и местечки одной страны в крупные союзы, направленные против общих врагов, совершенно так же, как в некоторых странах, например в Англии, большинство знатных феодалов объединялись против деспотов-королей. В Италии, где города были смелы и сильны, эти отношения привели к созданию могущественных лиг, о которых иногда разбивалась сила феодалов и даже могущество императора; достаточно вспомнить историю ломбардской лиги. Благодаря этим федерациям важнейшие из городов, связывая со своей судьбой судьбу второстепенных местностей, превращались в настоящие республики. Лишь путем заключения союзов между собой, или с населением деревень, или с соседними сеньорами немецким городам удалось в XIII–XV вв. обеспечить свою торговлю и отстоять свою независимость: история рейнской лиги и швабского союза представляет немало славных страниц. Наконец, в Южной Франции крупные центры также заключали прочные союзы, которые, однако, менее известны, так как не принимали участия в столь крупных событиях: Арль, Авиньон, Марсель и один сеньор по имени Барраль де Бо заключили в 1247 г. наступательный и оборонительный союз, который просуществовал 50 лет; при этом каждая коммуна обязывалась содержать 100 всадников в военное и 50 — в мирное время; Марсель и Авиньон должны были, кроме того, вооружать 10 судов для охраны Камарги в течение двух месяцев жатвы. На севере такие союзы несравненно реже: общность хартии создавала между метрополией и городами, принявшими ее конституцию, лишь формальную связь. Во Фландрии в XII в. зародилось нечто вроде федерации коммун, в которой роль метрополии играл Арра; но вследствие различных перипетий, которые в конце века расчленили эту провинцию и несколько позже привели к образованию графства Артуа, этот союз распался и между составлявшими его городами началось торговое соперничество. Кроме того, подозрительная королевская власть мешала этим робким союзам превращаться в лиги, которые могли бы сделаться опасными для верховной власти, и все попытки такого рода предупреждались или сурово подавлялись. Еще в конце XIII в. законовед Бомануар видел в них грозную опасность, напоминал пример ломбардских городов и Фридриха Барбароссы и заявлял, что, лишь только образуется такой союз, следует уничтожить его, отнять льготы, разрушить города, заключить в тюрьму жителей и перевешать вожаков.

Внутреннее устройство коммуны; граждане и горожане.У себя дома коммуны были вполне или отчасти господами своих судеб; они издавали законы, судили, руководили администрацией и управляли своими финансами. Но что следует понимать под словом «коммуна»? Из каких элементов состояло это коллективное правительство? Надо думать, что в принципе каждым из освобожденных городов управляли те лица, которые объединились между собой и составили заговор с целью вынудить у сеньора уступку известных льгот. Но как многочисленна была эта ассоциация, была ли она открыта для всех, кто хотел вступить в нее, или, напротив, она представляла собой замкнутый кружок? Все наводит на мысль, что в героическую эпоху опасных столкновений и переговоров вожаки должны были стараться набирать возможно большее количество союзников, и нет сомнения, что в коммуну оказывались завербованными все жители, даже против их воли. В некоторых центрах эта широкая система всеобщего участия удержалась навсегда. Гильом, граф Форкалькье, давая в 1206 г. грамоту Маноске, предоставил жителям право собираться, когда они найдут это нужным. В Марселе по важным вопросам совещался весь народ. В Лионе все общественные акты начинались таким образом: «Мы, граждане, народ и община города Лиона, собравшись по обычаю», и т. д. Точно так же в Бове, Санлисе, Руане всякий, кто жил в ограде стен и в предместьях, обязан был присягать на верность коммуне: «Если кто-нибудь откажется от этого, — гласит компьеньская хартия, — то все остальные постановят приговор о том, как распорядиться с его имуществом». В этом случае все жители без исключения получали наименование граждан (citoyens) или горожан (bourgeois), первое — в епископских резиденциях, второе — в остальных городах.