Райнхард Виттрам - История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств

Что касается форм самоуправления, то в прибалтийских провинциях они формировались в ходе национальной и социальной борьбы в течение столетий, отражая старинное правовое положение, основанное на средневековых традициях, которые еще раз нашли свое отражение в утвержденном в 1845 году императором Николаем I новом Уголовном кодексе. Причем его отдельные статьи сохранялись неизменными вплоть до конца русского господства в Прибалтике.

Положение Лифляндии и Эстляндии в Российской империи определялось капитуляциями 1710 года, то есть, по образному выражению чиновника по особым поручениям при эстляндском губернаторе Карла Густава Яковлевича Мюлендаля (1811–1891), договорами государственно-правового характера в духе былого средневекового сословного государственного права. Заключить такие договоры с сословиями завоеванных территорий побудили царя Петра I особые обстоятельства – им двигало стремление добиться в определенной степени добровольного подчинения, что способствовало бы скорейшему преодолению внешнеполитических трудностей и быстрому восстановлению экономического потенциала покоренных земель.

В результате в Прибалтике, этом своеобразном барометре Европы, во времена абсолютной монархии сословия вновь стали играть основополагающую роль в восстановлении края, что стало возможным главным образом благодаря их историческому опыту. Причем крепостные крестьяне и граждане городов ремесленных и рабочих специальностей из числа леттов и эстов в принятии решений участия не принимали. И видимо, исходя из этого русский генерал-губернатор Петр Альбединский (1826–1883) позднее пришел к выводу о том, что летты и эсты, которые не уполномочивали немецкие сословия принимать за них решения, да и не могли этого сделать, не понимали значения обусловленных капитуляциями прав. Поэтому, решил он, основная масса сельского населения и молчала при подписании рижской капитуляции и заключении Ништадтского мирного договора со Швецией. Однако если исходить из политической точки зрения, которая в XIX веке на самом деле и определяла подходы в таком высказывании, то необходимо было бы признать, что подтверждение сословных прав на автономию для обоих народов означало не только защиту, но и сдерживающий фактор их развития.

Капитуляции, заключенные между царскими военачальниками и уполномоченными представителями сословий, были подтверждены царем Петром I и всеми его преемниками до Александра II включительно. При этом генеральное подтверждение Петром I полномочий сословий было для Эстляндии в 1712 году безоговорочным, но для Лифляндии (в 1710 году) имело формальные ограничения и оговорки. Все же другие подтверждения, сделанные позже в XVIII веке, были различными, а начиная с Александра I (с 1801 года) эстляндские, а также лифляндские привилегии подтверждались уже с условием, что они имеют силу, если соответствуют общим указам и законам Российской империи.

Кроме подтверждения имевшихся привилегий капитуляции расширяли и восстанавливали индивидуально-сословные права дворянства, а также содержали ряд условий, диктовавшихся чисто требованиями того времени. К последним относились гарантии совершения церковных обрядов по канонам Аугсбургского исповедания [213] Аугсбургское исповедание – самый ранний из официальных вероисповедальных документов, до сих пор являющийся богословской нормой для лютеран. , сохранения евангелической лютеранской церкви (параграфы 1–3 капитуляции Лифляндии и параграфы 1, 33 капитуляции Эстляндии), немецкого сословного самоуправления вместе со всем германским судопроизводством (параграфы 5, 6, 9, 10 капитуляции Лифляндии и параграфы 2, 4, 5, 6, 8, 31 капитуляции Эстляндии). При этом лютеранское вероисповедание, германское право, немецкая администрация, а также немецкий язык, что являлось также главным содержанием тогда же подписанных городских капитуляций (параграфы 1–4, 9, 10 капитуляции Риги, параграфы 2, 3, 4, 6, 7, 25 капитуляции Реваля). Причем Эстляндия (параграф 6) и Реваль (параграф 25) обговорили непременное условие, чтобы ими управлял только губернатор немецкой национальности. В этой связи показательным является полученный на данное требование ответ Ревалем, который гласил, что поскольку в Эстляндии и самом городе Ревале в основном проживают немцы (что, естественно, не соответствовало объективным фактам), то будет проще, если ими станет управлять губернатор немецкой национальности, а делопроизводство вести немецкая канцелярия.

Кроме того, Лифляндия обговорила сохранение университета и профессорско-преподавательского состава евангелическо-лютеранского вероисповедания (параграф 4). На это требование царь ответил согласием и пообещал присылать в университет молодежь для обучения со всех земель империи, что, без сомнения, являлось свидетельством намерения Петра I использовать образовательные возможности провинций в осуществлении его реформ.

А вот в отношении прав на обладание поместьями тексты капитуляций не дают ясной картины. Тем не менее можно понять, что лифляндское дворянство все же добилось для себя исключительного права на владение землей (параграф 19), тогда как жителям Риги было только обещано право на ее приобретение.

В целом правовое положение Прибалтики изобиловало спорными вопросами, что приводило к конфликтам вплоть до кодификации провинциального права. Затем в параграфе 876 Уложения от 1845 года [214] Имеется в виду Уложение о наказаниях уголовных и исправительных – первый уголовный кодекс в истории России, утвержденный императором Николаем I 15 августа 1845 г. и введенный в действие с 1846 г. было сделано разъяснение, что в Лифляндии правом собственности на поместья обладают только знатные люди, а в Курляндии, Эстляндии и на острове Эзель – дворяне, числившиеся в списке дворянских родов. При этом значимость данного вопроса заключалась в том, что политические права того или иного человека в Прибалтике зависели от обладания им поместьем. Ведь во всех трех провинциях, как и на Эзеле, на факте обладания поместьем основывалась вся система сословных учреждений дворянства.

Формы сословных учреждений дворянства в трех прибалтийских провинциях развивались по-разному. Эти различия, касавшиеся строения органов власти и привилегий сословий, определяли также содержание и своеобразие Уложения, в котором в 1845 году русское правительство признало право на автономию данных территорий. При этом оно задумывалось как первая и вторая части всеохватывающей кодификации. Тем не менее именно в разнообразии предоставлявшихся прав и заключалась гарантия внутреннего единства прибалтийских провинций и сущность их исторически сформировавшейся самостоятельности.