Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Рассмотренные вещественные источники, относящиеся к конечностям, было бы, разумеется, в высшей степени желательно дополнить данными о костях черепа. Ведь череп остается фундаментальным материалом для научной систематики в зоологии и в антропологии. Естественно, что исследователи проблемы «снежного человека» искали прямых и косвенных путей к установлению морфологических особенностей его черепа.

Однако поиски пошли, по-видимому, по неправильному пути. Опыты реконструкции формы головы по скальпам «снежного человека», предпринятые В. Чернецким, не могли дать положительного результата. Весьма спорным является материальный памятник, который некоторые авторы предлагают рассматривать почти как вещественные останки «снежного человека». Речь идет о случайно найденной в одной коллекции зоологом С. М. Успенским буддийской ритуальной маске, применявшейся лишь в редчайших церемониях посвящения духовных лиц высшей степени. С. М. Успенский склонен допускать, что, за вычетом явно вымышленных элементов (зубная система), эта маска может рассматриваться как подлинная копия, снятая может быть путем наложения чего-то вроде слоев папье-маше с мумии или черепа «снежного человека». Более того, С. М. Успенский сделал интересную попытку реконструкции облика «снежного человека» методом восстановления лица по черепу, разработанным проф. М. М. Герасимовым ( Uspenski M. S. Une figuration inconnue de l’homme des neiges // La terre et la vie. Paris, 1960, № 4, p. 200–203). Однако антропологами и приматологами выдвинуты веские возражения против сближения изображаемого маской существа с каким-либо из высших приматов, будь то антропоиды или гоминиды.

Но никому не пришло в голову привлечь совсем иной материал для изучения черепа реликтовых гоминоидов. В предыдущей главе мы указали на «подкумскую крышку» и другие неандерталоидные черепа Северного Кавказа, имеющие весьма молодой геологический и археологический возраст. С точки зрения биологической науки и ее обычных хронологических масштабов эти ископаемые черепа могут быть названы современными. Между тем на «подкумской крышке» мы видим характерные особенности палеоантропа (хотя и смягченные у данной особи) — развитый надглазничный рельеф или валик, покатый лоб, слабо развитые сосцевидные отростки, большую межглазничную ширину и др. Но не только на Северном Кавказе, а и во многих других географических областях найдены черепа и другие кости достаточно ярко выраженного неандерталоидного типа, относящиеся отнюдь не к палеолитическому времени, а к неолитическому, палеометаллическому и еще более позднему. Антропологи ни в коем случае не связывали эти находки с неандертальской проблемой, ибо не было даже мысли о сохранении на земле реликтовых пелеоантропов. Между тем количество таких находок в сумме весьма значительно и их уже никак нельзя рассматривать в качестве патологических случайностей. Краткий обзор состояния вопроса будет дан в главе 13. Пока необходимо лишь отметить, что находки неандерталоидных черепов голоценового возраста, в том числе «эпохи бронзы» сделаны, кроме Северного Кавказа, также в Тибете, или лучше скажем наоборот: на всех территориях, где сделаны находки поздних неандерталоидных черепов, имеются сведения о встречах в настоящее время или об обитании в прошлом аналогов «снежного человека». Как увидим, в описаниях внешности последних наблюдателями снова и снова подчеркиваются выступающие надбровья, прикрывающие глубоко запавшие глаза, покатый, убегающий назад лоб. Следовательно, можно предполагать, что мы обладаем обильным остеологическим материалом для изучения если и не чистых, то скрещенных особей Homo troglodytes («снежного человека»), живших в историческое время и, вероятно, почитавшихся при родовом строе наподобие «ларов» и т. п. (см. главу 14).

Во всяком случае мы получили некоторые твердые опорные пункты для начала морфологической характеристики реликтового гоминоида и определения его систематического положения. Вкратце наш вывод можно сформулировать так: с точки зрения узко морфологической (т. е. не касаясь трудовой, психологической, социальной стороны процесса «очеловечения» приматов) это существо эволюционно находится не дальше от современного человека, чем австралопитековые, но и не ближе к нему, чем неандертальцы (палеоантропы).

Есть несколько самых общих признаков, неизменно повторяющихся в огромной массе устных сообщений, отличающих аналогов «снежного человека», с одной стороны, от современного человека, с другой стороны, от любой обезьяны. От современного человека во всех описаниях его отличает 1) волосатость тела (наблюдаемая ввиду отсутствия одежды), 2) отсутствие членораздельной речи. От обезьяны же аналогов «снежного человека» в той же абсолютно подавляющей массе сведений отличают 1) прямохождение (по своей определенности и сходству с человеческим не идущее в сравнение с намечающимся прямохождением горных горилл), 2) наличие у особей женского пола развитых и даже гипертрофированных сравнительно с женской грудью грудных желез (в общем совершенно отсутствующих у всех обезьян, хотя в виде исключения иногда и наблюдается набухание и даже обвисание молочных желез, например, у самок гориллы, но только в период лактации). Что касается низших обезьян, то от них «снежного человека» отличает отсутствие какого либо хвоста, — признак, опять-таки подтверждаемый огромной массой описательных материалов.

Однако прямохождение у этих реликтовых гоминоидов все же еще далеко не столь выработано, как у современного человека, и отличается как бы некоторой незавершенностью. Выше уже приведен ряд показаний, характеризующих их неуклюжую, раскачивающуюся походку на несколько расставленных и слегка согнутых в коленях ногах. К этому нужно добавить встречающиеся указания на их относительную коротконогость, а также в некоторых случаях — кривоногость, косолапость (ИМ, I, с. 9; III, с. 115; IV, с. 56–57, а также кавказские данные). Мы не встретили оснований признать характерным для «снежного человека» тип фигуры, реконструированной Хахловым: с осью, в общем сильно наклоненной вперед, но зато очень часты, как подчеркивает и Хахлов, указания на сутулость, согнутость вперед плеч и головы, как бы сгорбленность, причем чаще при описании движущегося существа, реже — в стоячем положении (ИМ, I, с. 42, 6, 8, 83, 85, 92; II, с. 50, 61, 85, 106, 117; III, с. 12, 33, 70, 85, 115; IV, с. 58, 113, а также кавказские данные). Эта сутулость, столь характерная, как известно, для фигуры неандертальца, объясняется, с одной стороны, особенностями в посадке головы, с другой стороны, сдвинутостью вперед плечевого пояса. Последнее создает на скелете неандертальца впечатление длиннорукости, так как руки свисают вперед и спускаются низко, хотя действительная длина рук сравнительно с длиной туловища и ног и мало отличается от нормы современного человека. То же впечатление оставляет и фигура аналогов «снежного человека». В значительной серии наблюдений указывается на большую, чем у человека, длину их рук, спускающихся до колен и даже ниже (ИМ, I, с. 6, 9, 26, 42, 83, 85; II, с. 47, 79, 51; III, с. 38, 106, 115; IV, с. 43–45, 136, а также кавказские данные). Но нам важно не только это зрительное впечатление о длиннорукости. Еще гораздо существеннее серия наблюдений, указывающих на использование аналогами «снежного человек» передних конечностей при передвижении.