Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

Во-вторых, у реликтового гоминоида не отмечено признака, без которого, как казалось, немыслим неандерталец: каменных орудий (так же как и пользования огнем). Мы настолько привыкли ассоциировать неандертальца с ашельско-мустьерской техникой обработки камня, что готовы даже включить этот признак в его видовое определение, хотя бы и нарушая этим исключением, делаемым для гоминид, все правила зоологической (чисто анатомо-морфологической) систематики. Но если мы находим в земле кости неандертальцев вместе с ашельским или мустьерским инвентарем, нет ли логической ошибки в обратном заключении: все неандертальцы всегда изготовляли такой инвентарь? Мы не знаем, все ли ветви неандертальцев употребляли искусственные орудия, — есть такие находки, как, например, родезийский человек (Брокен-Хилл), которые не сопровождаются никаким каменным инвентарем. Мы не знаем, все ли особи в пределах той или иной неандертальской группы изготовляли и употребляли искусственные орудия. Мы не знаем, при всех ли и всяких ли условиях неандерталец, способный изготовлять орудия, делал это. Последнее особенно важно подчеркнуть. Одни природные условия, и, соответственно, образ питания могли стимулировать эту деятельность, другие — содействовать ее затуханию. Представляет ли реликтовый гоминоид ветвь неандертальцев, которой вообще не было свойственно изготовлять орудия, или у этой ветви затухли такие навыки и инстинкты вместе с коренным изменением источников питания, существовавших в плейстоцене? Заманчивым представляется связать последнюю версию с картой подъемных сборов разрозненных орудий «мустьерского облика» поверхностного залегания в СССР ( Береговая Н. А. Палеолитические местонахождения СССР // Материалы и исследования по археологии СССР, 1960, т. 81; ср.: Сургай В. Т. Каменные орудия наших предков // Природа. М., 1960, № 2): они найдены, в общем, в пределах тех областей, на которые падают и сведения о реликтовом гоминоиде, словно, как опадающие листья, оставили потомки неандертальцев еще и в голоцене то тут, то там единичные подобия того, что в массовых скоплениях сохранилось от их предков в среднем плейстоцене. Но это — не более чем спорная догадка.

В-третьих, антропологи «не узнали» неандертальца по той причине, что они (несомненно, под влиянием археологических догматов) даже в мыслях не допускали отнесения к подлинным диким животным хоть какой-нибудь части неандертальцев. Неандертальцы из-за неких умозрительных посылок целиком ставились ими по сю сторону качественного перехода от животного к общественному человеку. Если, в отличие от других, я «узнал» неандертальца в «снежном человеке» — этом явлении бесспорно зоологического порядка, — то только благодаря выработанной мною ранее экологической концепции и философски обоснованной мысли о том, что часть ископаемых гоминид принадлежала еще к миру до-общественных, чисто биологических явлений.

Но раз речь идет о «неандертальском» истолковании «снежного человека», мы должны остановиться на важнейших тенденциях современной науки в неандертальской проблеме.

Примерно к 20–30-м годам XX в. в советской и зарубежной антропологии победила теория о так называемой неандертальской стадии антропогенеза: палеоантропы или неандертальцы (в широком смысле) перестали трактоваться как форма гоминид, параллельная другим или побочная, а стали в глазах ученых универсальной эволюционной ступенью между обезьянолюдьми и людьми современного физического типа; последние принадлежат, при всех расовых различиях, к единому виду неоантропов, сменившему вид палеоантропов или неандертальцев. Образовалась линейная филогенетическая схема: прямая цепь эволюции, при которой один вид выходит из другого, с исчезновением предыдущего звена. Эти схема была увязана со столь же прямолинейной археологический схемой последовательной смены раннепалеолитических культур.

Но вот в последние 20–25 лет в этой научной конструкции все настойчивее обнаруживаются недостатки. Можно наметить четыре основных процесса, отчетливо проступающих в сегодняшней научной мысли, отражающих накопление большого числа новых наблюдений и знаний:

Ослабление жесткой связи между ископаемыми антропологическими типами и археологическими культурами.

Признание в истории семейства гоминид кроме прямолинейной филогении также боковых ответвлений, не обязательно в дальнейшем влившихся в главное русло, т. е. слепых ветвей.

Неуклонное расширение хронологических (геологических) пределов, в которых констатируется одновременное обитание в разных районах земли (т. е. сосуществование) неандертальцев и людей современного типа.

Смена представления о сапиентации неандертальцев в конце их истории представлением о двойственном, полярном процессе: сапиентации одних, бестиализации других.

Остановимся в кратких словах на каждой из этих четырех тенденций современной научной мысли.

Что касается вопроса о том, насколько «прикреплен» тот или иной тип каменных орудий, скажем, леваллуа, раннее мустье, позднее мустье, в определенному антропологическому типу, то обобщение старых и новых данных, безусловно, расшатывает мнение о жесткой связи. Находки в одном слое и орудий и костных остатков, например, захоронений неандертальцев не кажутся сейчас неумолимым аргументом: неясен вопрос, хоронили ли членов данной группы или, может быть, убитых пришельцев, захваченных индивидов несхожего типа ( Поршнев Б. Ф. Проблемы возникновения человеческого общества и человеческой культуры // Вестник истории мировой культуры. М., 1958, № 2 (8), с. 25–44); в случаях каннибализма неясно, поедали ли своих или опять же чужаков. Но важнее прямые данные: скажем, со сходным ашельским инвентарем находят костные останки как археоантропов, так и палеоантропов, с поздне-мустьерским — как палеоантропов, так и неоантропов. Косвенно все это вообще ослабляет нашу привычную ассоциацию между анатомо-морфологической и археологической эволюцией. Становится менее пугающим аргумент: раз нет орудий, значит нет неандертальца.

Боковых слепых ветвей, не ведущих к Homo sapiens, в эволюции семейства гоминид сейчас известно немало. Напрасно сторонники старой схемы ищут ее спасения в гипотезе, что все эти побочные формы не зашли в тупик, а путем скрещивания, так сказать проселками, вернулись на столбовую дорогу антропогенеза. Как доказать, что такова была судьба всех ответвлений? Мы знаем лишь, что в антропогенезе было по-видимому три больших пучка разветвлений: из какой-то исходной формы образовалось много типов аветралопитецин; один из последних послужил исходной формой для многих типов питекантропин, а из последних один стал исходной формой для многих типов неандерталоидов (неандертальцев в широком смысле). Ничем нельзя доказать, что все они влились затем в единое русло. При этом гоминиды перестают выглядеть каким-то узко специализированным семейством, т. е. насчитывающим всего три вида без каких-либо подвидов и разновидностей, а приобретают черты богатого разветвлениями, не-специализированного семейства.