Борис Поршнев - Загадка «снежного человека» [Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах]

П. Л. Драверт со слов Д. Н. Тимофеева и других подчеркивает, что якуты и, особенно, тунгусы крайне неохотно сообщают о своих встречах с «муленом» и «чучуна», ибо эти встречи оканчивались в большинстве случаев умерщвлением последних и виновник опасался привлечения к суду за убийство человека; приведено несколько подтверждающих примеров. По слухам, немалое число «муленов»-«чучуна» было истреблено во время гражданской воины в Якутии, когда по безлюдным дотоле пространствам прошли большие массы вооруженных людей. И до революции и после на этих полу-людей охотились; трупы их закопаны там и тут, но «охотники» скрывают места, опасаясь преследования за убийство.

Наконец, в статье П. Л. Драверта приводились некоторые данные о местах встреч и возможных миграциях «муленов»-«чучуна». Так, отмечалось, что довольно обильны встречи этих существ в хребте Джугджур — продолжении Яблонового и Станового хребта, где якуты называют их хозяином или духом гор и приносят им лакомые подарки при перевале через хребет, а тунгусы относятся к ним как к реальным существам и иногда убивают. Далее отмечены сведения по всему Крайнему Северу, в особенности в Верхоянском крае, а также, что характерно, в устьях и нижнем течении больших рек — Колымы, Индигирки, Яны, Лены, Хатанги, и в малонаселенных горных хребтах Севера.

Здесь же, совершенно попутно и предварительно, следует отметить, что некоторые разрозненные сведения о реликтовых диких полулюдях, ведущих животный образ жизни, зафиксированы другими исследователями и далее на запад: у самого северного из народов СССР нганасанов на п-ве Таймыр, в низовьях Оби, на Северном Урале, в низовьях Печоры и вплоть до Пинеги, Излагать эти отрывочные сведения было бы преждевременно. О них стоит упомянуть лишь в связи с общим складывающимся впечатлением, что понемногу перед исследователями проблемы «снежного человека» приоткрывается неожиданная новая глава: расселение или миграции этих существ по всему северному краю эйкумены, куда они могли быть оттеснены человеком несмотря на экологические условия крайне тяжелые, особенно учитывая отсутствие у них огня и каких-либо других элементов человеческой материальной культуры. Эта «полярная» глава будет написана позже. Пока с чисто иллюстративной целью приведем одну фольклорную запись.

Она относится к району похода трех братьев-тунгусов от низовьев реки Нижняя Тунгуска при впадении ее в Енисей до предгорий хребта Путорана (где и разыгрывается основное действие). Запись сделана со слов энца Р. А. Силкина в 1948 г. этнографом Б. О. Долгих. Последний сопроводил публикацию записи таким примечанием: «Очень соблазнительно было бы истолковать образ волосатых амуки энецкого фольклора, как известие о каких-то древних примитивных расах, что-нибудь вроде пресловутого „снежного человека“, с которым сталкивались предки энцев, но для этого у нас нет никаких других оснований, кроме фольклора». Однако как раз ничего специфически фольклорного в данной записи мы не обнаруживаем, хотя вполне вероятно, что рассказ со всеми подробностями пересказан уже не одним поколением.

Три брата, охотники, оставив становище отца в низовьях Нижней Тунгуски, идут на промысел дальше обычной охотничьей территории. Они уже приближаются к хребту; поднявшись на сопку, видят чумы на прогалине у хребта и, чтобы не быть убитыми, если подойдут к чужим чумам в сумерках, решают заночевать в лесу; этот штрих важен: среди рассеянного на огромных пространствах редчайшего населения царит межродовая вражда и застигнутый на чужой территории человек из другого рода, например, обладающий иной татуировкой лица или иным типом оружия, будет убит на месте и брошен как собака. Младший из братьев отходит от костра, чтоб добыть белок, из-за пурги сбивается с дороги и, проплутав по тайге, на третью ночь замечает вдалеке костер. Близко подошел к костру и видит, что с одной стороны сидит человек или что-то другое. «По-моему, это не человек, шибко большой! Все-таки это не человек, руки-то у него — сплошь шерсть. У меня нарка (одежда из оленьих шкур шерстью вверх), а у него не такого цвета то, что его покрывает. Одна шерсть». Парень пытается вспугнуть сидящего осторожным стуком по дереву, тот действительно оглядывается; не стоит придавать особого значения утверждению рассказчика, что у сидящего оказался один глаз: в рассказе и у брата, и у шурина парня тоже оказалось по одному глазу, так что это — штамп, придающий повествованию налет сказочности; интереснее наблюдения охотника: «он стоит, кругом глядит, головой крутит. Потом сел опять… Но все-таки поглядывает кругом. Думает что ли все-таки о том, что там стукнуло? Ну, как он все поглядывает! Неужели он тоже боится, испугался этого стука?» Несколько успокоившись, сидевший принялся пожирать то, что тлело на огне. Это оказался полуобгоревший труп человека (возможно, убитого и брошенного тут же у костра кем-либо в порядке межродовой вражды). Оторвал у трупа руку вместе с лопаткой, ел без помощи ножа, — «видно все-таки, что не человек он». Затем, наевшись, заснул лицом к костру. «Ну, как сопка, лежит около костра. Парень все думает, пока тот лежит, попробовать его из лука или нет»… Парень пробует, насколько тугой лук (взятый у брата).

«Если со всей силы до плеча вытяну, то дьявол (амуки) или кто-будь, все равно убью. Давай я его попробую, пока он лежит. Если он не помрет, за мной побежит, я все-таки бойкий. Правда, я сейчас голодный, но я на лыках, а он большой человек, разве он проваливаться в снег не будет?»

«Теперь потихоньку стал подходить к нему поближе. Идет, идет и за лесины завертывает, чтобы тот не увидел».

«Лежит спиной, лопатками ко мне. Все-таки подошел к нему на два ремня (около 50 м). Ну, теперь сел на лыжи, не снимая их. На колено положил руку с луком и давай натягивать лук. Далеко-то далеко. Но затем, если вскочит, то сумею увернуться, какой бы он ни был бойкий».

Положив на лук стрелу, парень заметил, что острие ее частью заржавело от крови. Снова раздумье охотника: «Ну, пойдет ли эта стрела, не задержит ли ржавчина? Надо было бы сперва мне ее вычистить. Но все-таки выстрелил, пустил свою стрелу. Вижу, что попал прямо меж лопаток. Этот дьявол с земли вскочил, что-то хватал с земли рукой и побежал, куда был лицом, а на меня даже не взглянул. А стрела между лопатками торчит. Что такое? Испугался или нарочно притворяется? Все премя бежал и скрылся за лесом». Парень подходит к догорающему костру, трезво констатирует, что налицо действительно останки полусъеденного человека, забирает его топор, поджаривает для подкрепления сил своих белок и лишь тогда решает идти по следу: «Может быть он там за лесом помер. Все-таки моя стрела вошла в тело, только черень было видно. А если он совсем ушел, то гоняться за ним не стану, вернусь». Наступает день, парень идет по следу с луком наготове и топором за поясом.