Майкл Манн - Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток

Проект потребовал исполнителей, причем в массовых масштабах и во всех государственных структурах: эвтаназии в больницах, айнзацгруппы в тылу, подразделения Ваффен-СС и вермахта на фронте, сотни ликвидированных гетто, пять лагерей смерти и еще свыше 1000 концентрационных лагерей, трагические «марши смерти», персонал и его руководители, транспорт и снабжение. Большинство исполнителей (хотя и не все) были немцами. Их общее число неизвестно, хотя Даниэль Гольдхаген (Goldhagen, 1996: 168) называет приблизительную цифру в 330 тысяч человек. На долю каждого профессионального палача приходилось таким образом 65 убитых. Это были массовые и постоянные экзекуции, к которым были привлечены тысячи людей, вначале слабо или никак не связанных с нацизмом. Обычные люди при необычных обстоятельствах становятся убийцами (тезис 8).

В главе 1 дано перечисление таких мотивов. Фанатичные убийцы были заражены предрассудками, свойственными всей Германии. Заурядные бюргеры были кровавыми антисемитами, пишет Гольдхаген (Goldhagen, 1996), нацистам даже не приходилось натравливать их на евреев. Такими же были и обычные украинцы, предполагает Сэбрин (Sabrin,1991: 242). Остальные тоже вполне обычные люди были вынуждены делать то, что делали их коллеги из организаций, которые мы описали выше. Попытка остаться непричастным могла быть сурово наказана вплоть до увольнения из рядов организации. Люди убивали, потому что их вынуждали убивать, утверждает Кристофер Браунинг (Browning, 1993), ссылаясь на случай 101-го полицейского батальона, приданного для усиления айнзацгруппе. Р. Б. Бирн (Finkelstein & Birn, 1998: 98-100) подтверждает мнение коллеги: « исполнителями казней были вполне нормальные люди, знающие разницу между добром и злом », « обычные мужчины и женщины, такие же, которых можно найти в любой стране » и которые « могут совершать величайшие преступления в истории ». Бирн подытоживает: «...и это есть самая сенсационная правда об исполнителях “окончательного решения” ». Это могли быть убийцы из ненависти, убийцы по долгу службы, убийцы «за компанию». Это могли быть и функционеры бюрократического аппарата. Их причастность к геноциду мотивировалась не идеологическим или институциональным принуждением, а рутинной работой государственного механизма, что очень точно подметила Ханна Арендт (Arendt, 1965) в своем определении «банальности зла», воплощенного в кабинетных убийцах. И наконец, убивать можно ради карьеры или просто чтобы иметь надежную работу в трудное военное время. Другая категория – это хладнокровные прагматики, мародеры, убивавшие в целях личного обогащения – это убийцы ради наживы. В чистом виде такие типы встретить трудно, исполнителями двигали смешанные мотивы, меняющиеся применительно к обстоятельствам.

РАДИКАЛИЗАЦИЯ НАЦИЗМА

Исполнителей геноцида нам следует рассматривать в меняющемся историческом и социальном контексте эпохи, их собственной карьеры и биографии. Определив базовые составляющие нацизма, можно будет понять и разнообразие мотиваций. Исполнители были детьми своей эпохи – они прошли через Первую мировую, Веймарскую республику, нацистскую Германию, Вторую мировую войну. Нацистские представления об образе врага могли быть политическими, расовыми, антисемитскими. В зависимости от обстоятельств они могли меняться. Ганс Моммзен (Mommsen, 1991, 1997), Мартин Бросцат (Broszat, 1981) и другие исследователи проследили последовательность кумулятивной радикализации нацистского движения в 1933-1941 гг. Разберем, какое влияние это оказало на исполнителей.

Напомним также, что массовые казни начались далеко не сразу. Усиление кровавых репрессий шло по нарастающей в течение всего периода нацистского правления – единичные убийства, убийства десятков, потом сотен, потом тысяч людей... В 1930-е гг. граждане погибали в массовых уличных столкновениях, и число жертв постоянно росло. Людей уничтожали в учреждениях, где понятие смерти было привычным – в больницах и тюрьмах, и это были убийства по долгу службы, а не в приступе ярости. В 19401941 гг. массовые убийства переместились на поля сражений и были обусловлены логикой и законами войны. И лишь начиная с 1942 г. уничтожение людей стало институализированной практикой, резко отличной от убийств, узаконенных юридическими нормами или традицией. Впоследствии пролитие крови потребовало еще большей жестокости от исполнителей, да и сами они успели пройти к тому времени хорошую практику и закалку. Мы не должны впадать в ошибку теории демократии и считать, что глобальные результаты являются прямым продуктом личностной мотивации или идеологии отдельных лиц. Это наивная социология. Массовые движения опираются на институты власти, где идеология определенных людей в какой-то момент становится главенствующей. Лидеры, активисты и простые обыватели, ставшие случайно или осознанно исполнителями государственного проекта, могут иметь разные ресурсы власти и разные мотивы действий. Даниэль Гольдхаген (Goldhagen, 1996) явно заблуждается, утверждая, что немцы всегда были приверженцами истребительного антисемитизма. Критику этого положения мы находим у Финкель- штейна и Бирн, а также у Поля (Finkelstein & Bim, 1998; Pohl, 1997). До 80-х гг. XIX века в Германии не было еврейских погромов. В период перед Первой мировой войной антисемитизм в Германии достиг пика в конце XIX века. Даже сами нацисты воздерживались от антисемитских лозунгов на выборах, поскольку 0,7% населения страны было невозможно обвинить во всех бедах, переживаемых тогдашней Германией. Антисемитские «почвеннические» 49партии перед Первой мировой войной большой популярности не имели, исключая разве что Австрию. Антисемитизм существовал в Германии на бытовом уровне и никогда не претендовал быть краеугольным камнем государственной идеологии. Между бытовым антисемитизмом и расстрельными рвами для евреев – дистанция огромного размера. Лишь немногие семиты уезжали тогда из Германии. Большинство считало, что все скоро снова войдет в свою колею. Нацизм, внезапно пришедший к власти, вызывал разноречивые оценки. Уинстон Черчилль писал:

Я не знаю, будет ли Гитлер тем человеком, который ввергнет мир в новую войну, которая поколеблет основы нашей цивилизации, или он войдет в историю как человек, который возродит честь и спокойствие духа великой германской нации ( Churchill , 1937:165).

Черчилль до конца не понимал Гитлера и его мотивы. Не понимал этого и Сталин. Не понимало большинство евреев. Не понимали потому, что к тому времени нацизм еще не завершил весь цикл радикализации. В этом процессе были кульминационные моменты. Немецкий расизм и антисемитизм обозначились в 1920-х гг. вначале среди крайне правых, потом в 1930-х гг. внутри рядов активистов нацистского движения, с 1939 г. эта идея овладела умами рядовых нацистов и немцев как таковых, в 1941 г. эта политика стала основополагающей. Перечисленные всплески радикализации мы можем объяснить лишь тем, что нацизм есть порождение фашизма, но при ином соотношении политических сил и с иной социальной базой. Нацистское движение как организационная структура базировалось на иерархии и военизированном товариществе. Эти факторы воздействовали на нацистское руководство, на массовое движение активистов и на радикализацию немцев вообще.