Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

В разгар драмы с банком произошло израильское вторжение в Ливан и осада Западного Бейрута, где засели силы Организации освобождения Палестины во главе с Ясиром Арафатом. На стороне палестинцев выступала Сирия, а на стороне израильтян — ливанские христиане-марониты. Восемнадцатого августа 1982 года, после нескольких недель блокады, Израиль принял посредничество США и согласился вывести войска в обмен на эвакуацию сил ООП в Тунис. Арафата как героя бейрутской обороны пригласили в Италию выступить с речью на конгрессе Межпарламентской унии. В симпатиях к палестинскому лидеру объединились социалисты, коммунисты и хадеки — инициатива приглашения исходила от Андреотти, но ее горячо одобряли также социалистический президент Сандро Пертини и председатель Палаты депутатов коммунистка Нильде Иотти. Зато премьер Спадолини не хотел видеть «террориста» на итальянской земле, но вынужден был смолчать.

Пятнадцатого сентября, непосредственно перед генеральной аудиенцией, Арафата принял Иоанн Павел II. Правда, принял не в личной библиотеке, как главу государства, а в помещении рядом с залом Павла VI. И тем не менее встреча понтифика с лидером ООП вызвала возмущение евреев по всему миру. Всем еще памятна была история патриаршего викария иерусалимских униатов (мелькитов) архиепископа Иллариона Капуччи, получившего в конце 1974 года большой срок за перевозку оружия и взрывчатки для палестинских боевиков. Ватикан отнюдь не отмежевался тогда от блудного сына, напротив, вызволил его (на условии отказа от антиизраильской деятельности). И вот теперь еще один недружественный шаг. Как не возмутиться?

За день до события, 14 сентября, в Бейруте взлетела на воздух штаб-квартира ультраправой маронитской партии «Катаиб», в результате чего погиб лидер этой партии Башир Жмайель, только что избранный президентом Ливана. Как быстро выяснилось, за терактом стоял активист другой христианской партии Ливана, опиравшейся на греко-католиков и православных, а заказ пришел из Сирии. Над оставшимися в Ливане палестинцами нависла угроза расправы со стороны маронитов. Всякий знал, что ООП пользовалась поддержкой сирийцев, а через них — и Советского Союза. Поистине, это был клубок не хуже итальянского: понтифик и Москва, взаимно враждуя, симпатизировали одной и той же силе на Ближнем Востоке, в то время как наиболее влиятельная христианская партия Ливана совершенно не разделяла курс римского папы, хотя маронитская церковь всегда была близка Святому престолу.

Арафат простодушно заявил Войтыле: «Я здесь, в Риме, как первый палестинский беженец, рыбак по имени Петр. Именно в Риме он обрел любовь и поддержку своего народа. Надеюсь, что и я получу здесь такой же прием». Мусульманину Арафату, конечно, было невдомек, насколько двусмысленно прозвучали его слова, учитывая, что апостол Петр окончил свои дни на кресте.

Римский папа подтвердил право палестинцев на земли, откуда их изгнали израильтяне, а на состоявшейся в тот же день генеральной аудиенции вновь выступил за международный статус Иерусалима. Кроме того, он, как обычно, призвал к миру. Для воевавшего всю жизнь Арафата последние слова выглядели, конечно, простым политесом.

Войтыле лидер ООП пришелся по сердцу. В дальнейшем они встречались еще четыре раза и всегда очень сердечно беседовали. В лице Арафата Иоанн Павел II протягивал руку обиженному судьбой народу, имевшему, как он считал, больше прав на Святую землю, чем евреи. Открыто он никогда об этом не высказывался, но таковы были его мысли, как утверждал второй секретарь римского папы Мечислав Мокшицкий, работавший с Иоанном Павлом II с 1996 года [828].

Шестнадцатого и семнадцатого сентября боевики-марониты, в нарушение договоренностей, вошли вместе с израильтянами в Западный Бейрут и учинили бойню в двух лагерях палестинских беженцев (отряды ООП к тому времени уже покинули город). Эта трагедия, потрясшая весь мир, спровоцировала 9 октября нападение неизвестных на Главную синагогу Рима. От пуль погиб двухлетний мальчик, еще тридцать семь человек получили ранения. Косвенными виновниками теракта еврейская общественность назвала итальянских политиков и первосвященника, обвинив их в том, что своей снисходительностью они поощрили арабский террор.

Стремясь исправить такое впечатление, Иоанн Павел II направил в больницу к раненым секретаря польского епископата Бронислава Домбровского и еще двух ксендзов, прибывших на канонизацию Кольбе. Все трое когда-то прошли через немецкие концлагеря, и их визит был явным намеком на неуместность сравнений католиков с нацистами, как в пылу обвинений делали иные еврейские деятели [829].

На канонизации Кольбе присутствовала официальная делегация из Варшавы и группа паломников с берегов Вислы, зато не приехал Глемп, отговорившийся напряженной ситуацией в стране. Действительно, в Польше то и дело проходили демонстрации протеста, сопровождавшиеся столкновениями с милицией, которая теперь не боялась пускать в ход оружие. Особенно яростные схватки произошли 31 августа, в годовщину гданьских соглашений. В тот день погибло пять человек и сотни были ранены. Но истинной причиной решения примаса было нежелание хоть в чем-то быть заодно с властью, которая как раз в день канонизации францисканца лишила регистрации «Солидарность» [830].

В то время уже полным ходом шли переговоры о втором визите римского папы на родину. Иоанн Павел II намеревался посетить Польшу еще в августе 1982 года, на 600-летие переноса образа Черной Мадонны в Ченстохову. Польские власти не имели ничего против, но военное положение перечеркнуло эти планы. Войтыла в письмах Ярузельскому неоднократно требовал отменить военное положение или хотя бы разрешить в ходе визита навестить интернированных. Во время канонизации Кольбе он заявил об этом на весь мир, но польское телевидение, транслировавшее церемонию, успело отвести камеры в сторону толпы, при этом так ловко, что вне зоны обзора остались транспаранты с названием запрещенного профсоюза.

Первый секретарь не шел на уступки, более того, сам ставил условия: не распалять страсти и повлиять на страны НАТО, чтобы они отменили санкции. Давление польского епископата на правящую верхушку страны тоже не увенчалось успехом. В ответ от иерархов требовали не допускать в храмах собраний оппозиции и осудить тех ксендзов, которые открыто высказывали свои симпатии «Солидарности» — например, Попелушко. Глемп не хотел этого делать и стоял на своем.

Впрочем, Глемп был более податлив на аргументы Ярузельского, чем Иоанн Павел II. Примас, как и его предшественник, жил в постоянном ощущении советской угрозы и страшно боялся вызвать неконтролируемый взрыв. Понтифик же исходил из моральных предпосылок, не желая слышать о какой-то там политике. По мнению Иоанна Павла II, над народом было совершено насилие, которое ни в коем случае нельзя было прощать.