Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Потом была беседа с глазу на глаз, в ходе которой Войтыла открыто поставил вопрос об «узниках совести», томящихся в лагерях для интернированных. Ярузельский парировал, что в Польше не преследуют за взгляды (приведя в качестве примера публицистику Киселевского). Главный итог беседы: партийный лидер дал добро на встречу понтифика с Валенсой.

Об «узниках совести» Иоанн Павел II упомянул и в проповеди на варшавском стадионе 10-летия, где собралось, говорят, до полутора миллионов человек. Прямо под боком у властей, формально еще не отменивших военное положение, прозвучало заявление папы, что он получает множество писем с родины, в том числе от интернированных, и что эти письма утверждают его в убеждении: Бог все больше побеждает в человеке.

Проповедь на стадионе явилась как бы развернутой версией речи, произнесенной в Бельведере. Вновь звучали отсылки к прошлому, особенно к концу XVIII столетия и к периоду Второй мировой войны, а еще к международной ситуации и положению в Польше. Войтыла говорил о моральном торжестве, которое всегда на стороне правых. Не это ли жаждали услышать от него земляки, погруженные в безысходность после подавления «мирной революции»? [841]

В Ченстохове Иоанн Павел II пошел еще дальше. Он заговорил о помощи пострадавшим от гонений, которую несла польская молодежь — несла всем «интернированным, заключенным, уволенным с работы, а также членам их семей». Это и называется «солидарность» — резюмировал понтифик [842].

Такого власть уже не вынесла. Представителям польского епископата был вручен официальный протест с угрозой изменить маршрут поездки. Но Войтыла остался непреклонен. Двадцатого июня в Катовицах он напрямую заговорил о распущенном профсоюзе: по мнению Иоанна Павла II, «Солидарность» имела сугубо мирное наполнение, а значит, ее запрет был безоснователен. Понтифик также остановился на положениях своей энциклики «Laborem exercens», доказывая право трудящихся создавать объединения и бороться за права.

Во Вроцлаве после выступления римского папы дошло до столкновений с милицией. Стихийная манифестация в центре города была разогнана отрядами ZOMO. Вроцлав являлся одним из бастионов «Солидарности». Но для Войтылы посетить его было важно по другой причине — во время первого визита ему запретили ездить в Силезию, так как правящая верхушка не хотела допустить, чтобы понтифика приветствовали в вотчине Герека. Теперь же Герека не было, и власти позволили первосвященнику наведаться в западные районы, чтобы поклониться образу Богоматери в Силезских Пекарах (второго по значимости центра паломничества к Деве Марии в Польше).

В Кракове все прошло куда более мирно. Там Войтылу заботила уже не столько «Солидарность», сколько долгожданная беатификация Юзефа Калиновского и Адама Хмелёвского, которую он совершил 22 июня. Думал ли он когда-нибудь, что ему, мальчишке из крохотных Вадовиц, бегавшему в кармелитский храм «на горке», предстоит возвести двух великих подвижников в ранг блаженных?

В тот же день он вторично встретился с Ярузельским (уникальный случай!), теперь уже в Вавельском замке. И вновь зашла речь о польско-советском союзе, о западной границе, о «Солидарности» и праве общества влиять на власть. Фактически Войтыла выступал как представитель оппозиции, поскольку сама оппозиция так и не получила голоса. Ярузельский со своей стороны поставил римскому папе на вид речь щецинского иерарха Казимира Майданьского, произнесенную несколькими днями раньше, когда понтифик принимал на Ясной Гуре делегацию щецинского духовенства. В своей речи Майданьский подробно остановился на истории своей епархии, углубившись аж во времена глухого Средневековья, однако ни словом не упомянул солдат советской армии, благодаря которым эти земли отошли к Польше. Войтыле все это казалось не столь важным. Куда более актуальными он находил времена разделов. Они разговаривали как люди разных эпох: один был мыслями в ягеллонской Речи Посполитой, второй — в покоренной русскими и немцами Польше XIX века.

Кажется, первосвященник остался недоволен этой беседой. Во дворец архиепископа он вернулся раздраженным. «Что было на Вавеле?» — хором спрашивала его собравшаяся возле дворца молодежь. «Надо было там быть», — ответил в окно понтифик. «Не пустили!» — «Значит, не заслужили» [843]. Войтыла, конечно, шутил. Задеть земляков не входило в его планы. Но чувство юмора нередко подводило его, как в Кельне тремя годами раньше, когда в ответ на скандирование детей: «Amo te! Amo te!» («Любим тебя!») римский папа насмешливо произнес: «Это все, что вы знаете по-латыни?» [844]

Двадцать третьего июня понтифик встретился с председателем «Солидарности». Свидание произошло в туристическом домике на Сивой Поляне в Хохоловской долине Бескид, куда Валенсу тайно доставили на машине, предварительно разместив его под надзором в Закопанах. Сопровождал главного польского оппозиционера гданьский епископ-ауксилиарий Тадеуш Гоцловский.

Их беседа носила скорее исторический характер, чем практический. Два знаменитых поляка еще раз посмотрели друг на друга, словно проверяя, не надломило ли обоих военное положение. Валенса принялся доказывать, что коммунизм по сути закончился, что на стороне запрещенного профсоюза моральная победа (аргумент самого понтифика!), Иоанн Павел II в основном слушал, не прерывая. У Валенсы сложилось впечатление, что ему удалось вызвать доверие к себе со стороны главы Святого престола, но не к своим разухабистым заявлениям.

Римский папа упорно не хотел видеть в Валенсе политического пенсионера, каким его провозгласила власть. И не терпел, если его подчиненные шли в этом ему наперекор. Когда заместитель главного редактора «Оссерваторе романо», лично знавший Валенсу, написал в газете, что беседа с римским папой явилась как бы знаком почета к его окончившейся политической карьере, немедленно последовало официальное опровержение, а самого журналиста заставили уйти с работы [845].

Тридцатого июня 1983 года лояльные польским коммунистам католики-миряне отчитались о пребывании понтифика в Польше перед Владимиром Куроедовым, генерал-лейтенантом КГБ, возглавлявшим Совет по делам религий при Совмине СССР: «В целом визит прошел лучше, чем ожидалось… На ближайшие недели и месяцы… визит будет иметь положительное воздействие на положение в Польше: уменьшилась напряженность, чувствуется рост общественного производства, поднялось настроение и общий настрой населения. С другой стороны, позиции церкви в Польше значительно укрепились… папа не призывал к восстановлению структуры „Солидарности“, хоть и намекал на необходимость плюрализма в профсоюзном движении. Положительным можно было бы… считать факт посещения папой западных районов ПНР и его заявления об исторической справедливости, выразившейся в возвращении исконных польских земель… Стороны обнаружили непримиримые расхождения по двум основным проблемам: 1. О необходимости военного положения; 2. О решении Сейма от 8 октября о роспуске „Солидарности“… Создалось впечатление, что папа хоть и примирился с ликвидацией „Солидарности“, но сейчас не готов мириться с ликвидацией соглашений 1980 г… Польская церковь, делившая до военного положения влияние в стране с „Солидарностью“, намерена влиять безраздельно… Этим объясняется спокойствие во время визита папы, дабы не распылять силы для решающих схваток… Понятия „свобода“, „солидарность“, „демократия“… по разному воспринимаются сейчас народом и теми, кто эти слова произносит. Папа вкладывает евангелический смысл в слова, а польские массы вкладывают в них политический смысл в свете событий 1980 года» [846].