Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Призывы первосвященника могли показаться утопичными, да таковыми и были — для политиков и прессы. Но Иоанн Павел II прибыл не в качестве политика, а в качестве свидетеля надежды. Надежды на то, что всякий человек увидит в другом такого же человека. Войтыла не сам придумал это, он лишь следовал пути, намеченному другими людьми. Уже в XV веке ту же точку зрения отстаивал Павел Влодковиц на соборе в Констанце, а в следующем столетии об этом говорили участники дискуссии о правах индейцев, организованной в Саламанкском университете. Во время Первой мировой с аналогичным призывом обращался к воюющим сторонам Бенедикт XV. Таким образом, доказывал Иоанн Павел II, он лишь продолжает давнюю традицию.

О речи главы Апостольской столицы с похвалой отозвались такие разные по направленности американские издания, как «Уолл-стрит джорнэл» и «Балтимор Сан», наконец-то заметившие моральное послание Иоанна Павла II, а не только его крестовый поход против абортов. Но в целом она не получила резонанса в мире. Бывший пророк антикоммунизма теперь в глазах СМИ и лидеров государств выглядел брюзгливым старцем, выступающим с отвлеченными нравоучениями [1235].

В присутствии президента Клинтона понтифик отслужил мессу в Ньюарке. Потом была литургия перед семьюдесятью тысячами верующих на стадионе «Нью-Йоркских гигантов» (команды по американскому футболу) и проповедь в Центральном парке Нью-Йорка. Рассуждая в этой проповеди о Благовещении, Иоанн Павел II вдруг отошел от текста и пропел пару строчек из польской колядки. Публика взорвалась овацией. «Подумать только! — удивился Войтыла. — Вы же не знаете польского». Ответом ему был еще более бурный восторг. Как потом объяснили понтифику, своим поведением он напомнил знаменитого конферансье Джека Бенни, непревзойденного мастера коротких острот и неожиданных замечаний. Закончилась поездка в Балтиморе. Вейгел назвал ее самой успешной из всех поездок Войтылы в США [1236].

В начале восьмидесятых итальянские иерархи пеняли римскому папе, что он не понимает западного общества — думает, будто отход людей от церкви вызван левой пропагандой, а на самом деле это результат воздействия общества потребления. Прошло время, и понтифик осознал правоту аппенинских собратьев. Однако он лелеял надежду, что страны, сбросившие ярмо коммунистов, не поддадутся искусу. Об этом он говорил 12 января 1991 года дипломатам, аккредитованным при Святом престоле: «<���…> для того, чтобы построить что-то, недостаточно отказаться от монополии одной партии, надо понять смысл жизни» [1237]. Смысл жизни, по римскому папе, сводился к тому, чтобы открыть душу Христу и жить по евангельским заповедям.

Однако, к вящему огорчению первосвященника, бывшие члены соцлагеря, встав на ноги, тоже ударились в бездумное потребительство. Теперь Войтыле пришлось бросить вызов уже не политическому строю, а самому мироустройству и человеческой природе. Эту борьбу римский папа неуклонно проигрывал. Гамбургер в глазах широких масс оказался куда привлекательней облатки. Символ этого времени — обложка альбома «Nevermind» («Не грузись») группы «Нирвана»: обнаженный младенец в бассейне, пытающийся схватить доллар. В мире без холодной войны удачливый режиссер мог позволить себе снять художественный фильм о гибели «Титаника», затратив на него больше, чем стоил сам «Титаник».

Нежданно-негаданно Святой престол оказался в одной лодке с соцлагерем, также сломленным не западными ценностями, а его материальным успехом. «Какая разница, какого цвета курица, если она несет золотые яйца?» — это крылатое выражение Дэн Сяопина открыло эпоху коммерциализации коммунизма. Скоро никто уже не удивлялся партийным миллионерам из Поднебесной и тому, что фотограф Альберто Корда, автор знаменитого снимка Че Гевары, во время папского визита на Остров свободы брал с американских журналистов по триста долларов за подписанные копии своего шедевра [1238]. Требования рынка изрядно притушили огонь революции. На самой Кубе, по-прежнему бившейся в тисках американского эмбарго, доллар практически вытеснил песету, а на улицах вблизи туристических кварталов опять завелись проститутки, как во времена Батисты.

Массовая культура, зародившись с изобретением синематографа и радио, теперь извергалась с экранов телевизоров и дисплеев компьютеров. Если в «ревущие двадцатые» Эллочка-людоедка соперничала с Вандербильдихой в моде, то в девяностые и двухтысячные девушки пытались копировать супермоделей, вгоняя себя в ад анорексии. Стандартизированные идеалы в кино, музыке, быту навязывались глянцевыми журналами и рекламными баннерами, ими полнились передачи по радио и телевидению.

Девяностые — это клонирование и ГМО, Международная космическая станция и операционная система Windows, создание Евросоюза и Всемирной торговой организации, туннель под Ла-Маншем и расширение НАТО, Киотский протокол и первые выступления антиглобалистов. А еще — стремительное распространение новых технологий. Никогда доселе человечество с такой скоростью не переходило от внедрения новинки к массовому производству. Интернет, созданный в 1991 году, уже через десятилетие опутал всю планету (Ватикан завел веб-страничку в начале апреля 1997 года). Такими же темпами завоевали мир персональные компьютеры и мобильные телефоны. Параллельно, после отката в восьмидесятые, на новый виток вышла сексуальная революция: в странах западной культуры нормой стали парады секс-меньшинств. Добившись легализации, геи и лесбиянки требовали теперь признать и однополые браки. В 1994 году вершины чартов покорила песня группы Army of lovers «Sexual revolution».

Само собой так сложилось, что Войтыла посещал родину каждые четыре года. Всякий раз эти поездки вызывали всплеск эмоций в Польше. Однако в середине девяностых поляки словно отвернулись от него. Как ни поддерживал римский папа лагерь «Солидарности», соотечественники упорно голосовали за посткоммунистов. Да и что такое был этот лагерь «Солидарности»? Миф, прекрасное воспоминание! Лех Качиньский, к примеру, говорил, что поддержит любого кандидата, который свалит Валенсу. А разве Качиньский — не та же «Солидарность»? Столь же расколота была и церковь.

Понтифик, разумеется, не одобрял участие клира в политике, но не мог запретить ксендзам выражать политические взгляды. Да и сам их не скрывал. Поэтому, когда в ноябре 1995 года состоялись президентские выборы, все понимали, кому сочувствует римский папа. «Ноябрь — опасный месяц для поляков», — процитировал Иоанн Павел II Выспяньского в беседе с министром иностранных дел Польши Владиславом Бартошевским, прилетевшим в Рим за несколько дней до выборов.