Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

Впрочем, эти неудачи не слишком омрачили впечатление от великого юбилея, отклик на который, по словам римского папы, «превзошел все его ожидания» [1353]. Это ощущение отразилось и на послании «Novo millennio ineunte», которое исполнено прямо-таки молодецкого задора. Если не знать, когда оно написано, можно подумать, будто этот документ вышел из-под пера римского папы в самом начале понтификата — такой экстаз бушует в нем. «Отплыви на глубину!» — раз за разом повторял он в тексте слова Христа из Евангелия от Луки, обращенные к рыбаку Симону (Лк 5: 4). Теперь римский папа обращал их к священникам и пастве, призывая идти в мир и нести слово Божье.

В апостольском послании Иоанн Павел II вновь поднял тему коллегиальности в клире, однако не в духе парламентской демократии, а скорее в смысле привлечения верующих к соучастию в судьбе церкви, а приходского духовенства и монахов — к обсуждению епархиальных проблем с епископом. Все это укладывалось в старую концепцию «народа Божьего», которую провозгласил Второй Ватиканский собор.

Между тем юбилейные торжества невольно способствовали резкому возрастанию значения римской курии, поскольку та отвечала за их организацию. Западноевропейские и американские иерархи принялись критиковать ватиканский аппарат. «Хороший папа — плохая курия» — этот мотив, так знакомый русским («Добрый царь — плохие бояре»), раз за разом появлялся в репортажах ватиканистов на протяжении всего понтификата Иоанна Павла II и особенно часто — в юбилейный год [1354].

Для решения назревших проблем, в том числе вновь вспыхнувшего спора относительно взаимоотношений центральной и местной власти в церкви, миланский архиепископ Карло Мария Мартини на последней перед юбилеем сессии синода по делам Европы осторожно предложил созвать новый собор. Но его слова даже не удостоились ответа [1355].

Тем примечательнее, что, когда 30 сентября 2001 года все-таки собрался очередной всемирный синод епископов, немедленно разгорелась дискуссия насчет «эффективной коллегиальности». Некоторые иерархи напирали на то, что если церковь провозглашает принцип «субсидиарности», то есть принятия решений на как можно более низком уровне, то Святой престол должен сам подчиниться этому принципу и поделиться властью с местными епископами. Им возражали, что власть римского папы охраняет непререкаемость учения. Последнюю точку зрения отстаивал, в частности, Ратцингер, посоветовавший братьям-епископам больше думать о защите чистоты веры и меньше — о дележе полномочий. Его высказывание встретили овацией [1356].

Иоанн Павел II вообще-то созывал синод не для этого. Он хотел обсудить с иерархами, как им всем «плыть на глубину» в новом столетии. По его наблюдениям епископы просто не ориентировались в социальном учении церкви. Ряд выступлений подтвердил такое мнение, обнаружив, в частности, что далеко не все пастыри знакомы с энцикликой «Centesimus annus». Что еще более огорчительно, многие собравшиеся весьма легкомысленно отнеслись к самому мероприятию. Например, один из американских кардиналов так отзывался о свеженазначенном коллеге Карле Леманне: «Леманн сидит за мной и храпит. Вопрос не в том, что он спит, потому что все спят. Но он еще и храпит!» [1357]

В ходе этого синода понтифик, между прочим, впервые в истории беатифицировал супружескую пару — Луиджи и Марию Кватроччи, причем на церемонии присутствовало трое их детей. Это событие создало прецедент. Конгрегация по делам святых, следуя букве канона, требовала, чтобы постулатор отыскал два чуда, раз уж к лику блаженных причисляют двух человек. На это постулатор возразил: «Если требуются два чуда, то выходит, что мы беатифицируем не супружескую пару, а просто двух человек. В таком случае все, что нами сделано [для поддержки семьи], оказывается не нужно». Римский папа, очевидно, склонился к тому же мнению, потому что через месяц конгрегация отозвала свое требование [1358].

Год 2001‐й стал прямым продолжением юбилейных торжеств. Вновь римский папа каялся в грехах представителей церкви и проповедовал мир. Но если весной прошлого года Иоанн Павел II ходил по следам Авраама, Моисея и Христа, то теперь настала очередь посетить места, где проповедовал апостол Павел — первый христианизатор язычников. Задача не менее сложная, чем визит в иракский Ур, ибо путь апостола пролегал через Грецию и Сирию — страны, где отношение к католикам оставляло желать лучшего. Особенно неистовствовали афонские монахи, которые, правда, находились в юрисдикции Константинопольского патриарха, но жили на территории Греции. Президент Стефанопулос хоть и пригласил римского папу в свою страну, но в качестве главы государства, а не церкви [1359]. Ситуация, аналогичная российской: еще Горбачев (а за ним — Ельцин) предлагал Войтыле нанести официальный визит в Москву. Иоанн Павел II воздержался, не желая дразнить Московскую патриархию. В Греции он решил не быть столь щепетильным — в конце концов, другого случая побывать на Ареопаге, где апостол Павел благовествовал афинянам, ему бы уже не представилось.

Майское путешествие 2001 года оказалось богато впечатлениями. Понтифика, должно быть, бросало то в жар, то в холод. Если в Афинах президент и глава синода даже не удостоили его чести встретить в аэропорту, то в Дамаске молодой лидер Башар Асад, напротив, всячески обхаживал, рассчитывая использовать пропалестинские симпатии Войтылы для нападок на Израиль, в руках которого находились стратегически важные Голанские высоты. Башар Асад менее года возглавлял Сирию, унаследовав страну от своего отца Хафеза, который находился на вершине власти около тридцати лет. Видимо, по неопытности и желая завоевать авторитет у сограждан, он произнес на встрече с римским папой пламенную речь, полную грубых выпадов против евреев, которым досталось и за идею избранного народа, и за распятие Христа, и за попытки обмануть пророка Мухаммеда. При этом сирийский лидер умудрился ни разу не произнести название государства Израиль. Первосвященник, слушая все это, не выдержал — в явном раздражении захлопнул папку с текстом своей речи. Большего он сделать не мог — дипломатический этикет не пре­дусматривает полемики. Однако это не спасло его от нападок мировой прессы. Наварро-Вальсу пришлось разъяснять на брифинге, что наместник святого Петра не разделяет мнение сирийского президента. Впрочем, и сам президент отверг обвинение в антисемитизме, напомнив, что арабы — тоже семиты.

Если в Греции, по словам афинского архиепископа римско-католической церкви Николаоса Фосколоса, «экуменизм вовсе не существует», то Сирия напротив, оказалась благодатным полем для экуменической деятельности римского папы. Ислам всегда привлекал его мистической традицией, близкой опыту босых кармелитов [1360]. И вот настала пора сделать решающий шаг навстречу этой религии — ступить в мечеть.