Вадим Волобуев - Иоанн Павел II: Поляк на Святом престоле

В своей первой энциклике Иоанн Павел II определил программу понтификата: несение всем народам слова Христова и сплочение вокруг реформированной на соборе церкви. Теперь его ближайшей задачей стал визит в Польшу — хотя бы ради того, чтобы закрыть начатый им когда-то синод духовенства краковского диоцеза. Даже паломничество в Мексику Иоанн Павел II воспринимал как «пропуск» в Польшу, полагая, что если уж мексиканские власти его приняли, то собственные коммунисты и подавно не посмеют отказать [614].

Изначально он планировал нагрянуть к землякам 13 мая 1979 года, на девятисотую годовщину смерти святого Станислава Щепановского. Об этом сам понтифик написал в обращении к соотечественникам в конце ноября 1978 года. Ту же мысль проводил Вышиньский в своих публичных выступлениях [615]. Но польская верхушка выступила против, уверенная, что церковь использует мученичество святого Станислава как повод для давления на государство. «Руководство ПНР, как это следует из доверительных высказываний официальных лиц, решительно настроено против… визита, хотя формальные основания для этого будет нелегко выдвинуть, учитывая к тому же, что К. Войтыла сохранил паспорт гражданина ПНР», — сообщал Отдел информации МИД СССР 17 января 1979 года [616].

Двадцать четвертого января 1979 года прошла, так сказать, разведка боем, причем сразу в двух направлениях: в Варшаве примас обсудил с Гереком положение дел в стране и дату визита римского папы, а в Ватикане Иоанн Павел II встретился с министром иностранных дел СССР Андреем Громыко.

Вышиньский говорил с первым секретарем в наступательной манере. Его козырем был не только карьерный взлет бывшего подчиненного, но и природный катаклизм в виде необычайно морозной и снежной зимы, нанесший сокрушительный удар по расшатанной польской экономике. Осадков было так много, что власти задействовали танки для расчистки дорог. В воеводских парткомах обсуждался вопрос установки на трамваях огнеметов, чтобы растопить огромные заносы. Городской транспорт практически встал, поезда ходили с перебоями, электростанции сплошь и рядом не работали из‐за отсутствия угля. Снег и мороз послужили косвенной причиной взрыва газа в отделении польского Сбербанка в самом центре Варшавы, произошедшего 15 февраля. Погибло 49 человек, и от 77 до 135 получили ранения.

Но самое досадное для Герека случилось прямо на Новый год, 1 января, когда скончался лидер ПАКСа Пясецкий. Его организация оказалась временно выведена из строя, а сменивший Пясецкого Рышард Рейфф вообще взял курс на сближение с епископатом и уже не был расположен служить тараном государства против церковных бастионов [617].

Принимая все это во внимание, Герек не мог диктовать свои условия и согласился на приезд римского папы в 1979 году, хотя раньше настаивал на том, чтобы приурочить визит понтифика к 600-летию Ясногурского монастыря, которое должно было отмечаться тремя годами позже [618]. Впрочем, власти продолжали упорствовать в вопросе точной даты, не желая видеть первосвященника в Польше в мае, на пике торжеств в память святого Станислава.

Что касается встречи римского папы с А. А. Громыко, то она, как утверждал советский министр, прошла по инициативе Ватикана, подобно всем предыдущим встречам советских представителей с чиновниками курии и понтификами [619]. На тот момент СССР не поддерживал дипломатических отношений со Святым престолом, поэтому переговоры всякий раз проходили в рамках визитов советских официальных лиц в Италию.

Контакты между Ватиканом и СССР установились еще в начале шестидесятых, на волне Второго Ватиканского собора и новой восточной политики Святого престола. Первой ласточкой здесь явилось приглашение к РПЦ направить делегацию для участия в соборе.

Не секрет, что в Советском Союзе православная церковь тесно взаимодействовала с властью, а церковные чины входили в партийно-государственную номенклатуру. Для КПСС церковь представляла интерес как орудие внешнеполитического воздействия. Предпоследний глава Совета по делам религий при Совмине СССР Константин Харчев говорил по этому поводу: «С момента своего возрождения в 1943 году Русская Православная Церковь оказывала активную помощь Советскому государству на международной арене. Особенно это усилилось с середины 60‐х годов. Если посмотреть публикации тех лет в „Журнале Московской Патриархии“, увидим, что упор в публичной деятельности Русской Православной Церкви приходился на внешнеполитическую. Советское государство ее субсидировало, передавая каждый год Церкви через Совет религий около двух миллионов долларов на зарубежные поездки иерархов, содержание ее представительств за рубежом и т. д. Не случайно, когда в 1984 году встал вопрос о поиске нового председателя Совета по делам религий, одним из основных требований к кандидату было… чтобы тот обязательно имел опыт внешнеполитической работы, желательно в ранге дипломата» [620].

Соответственно, и Московская патриархия не могла действовать без оглядки на мнение советской верхушки. Во время встречи главы Отдела внешних сношений РПЦ митрополита ярославского и ростовского Никодима с сотрудником папского секретариата по содействию христианскому единству Йоханнесом Виллебрандсом в ноябре 1961 года в Нью-Дели первый откровенно заявил, что Московский патриархат не может установить официальных отношений с Апостольской столицей из‐за «настоящих нападок на коммунистические страны, которые исходят от авторитетных представителей католической церкви» [621].

Однако ситуация быстро менялась. Шаги Иоанна XXIII, который, идя навстречу советскому блоку, отказал в аккредитации послам польского и литовского правительств в изгнании, очевидно, наполнили Москву оптимизмом. Осенью 1962 года произошел первый в истории обмен посланиями между римским папой и лидером советской компартии, а еще прежде, 21 марта 1962 года, митрополит Никодим предложил направить делегацию РПЦ на собор. Инициатива явно исходила от партийного руководства, которое надеялось таким образом заключить, так сказать, сепаратный мир с одним из противников в холодной войне или, как выражались в Секретариате ЦК, «усилить реалистическое начало во внешнеполитической линии Святого престола» [622]. Окончательное решение направить наблюдателей на собор русские епископы приняли в октябре 1962 года, и в том же месяце состоялась первая встреча советского дипломата с официальным представителем Ватикана: посол в Италии С. П. Козырев обсудил с заместителем госсекретаря Анджело Дель’Акква возможность установления дипломатических отношений.

Иоанн XXIII все-таки не случайно получил от недругов прозвище «красный папа» — он и впрямь в глазах коммунистов превратился в символ «прогрессивной церкви». Последние активно использовали его имя в пропагандистских и политических мероприятиях: в Польше католики из ПАКСа установили ему памятник во Вроцлаве, а в Чехословакии именем его последней энциклики «Pacem in terris» («Мир на земле») назвали проправительственное Объединение католического духовенства.