Давид Гримм - Воспоминания. Из жизни Государственного совета 1907–1917 гг.

После того как наше собрание благополучно закончилось, ко мне обратился член нашей группы, С. С. Крым, кадет и бывший член

Государственной думы, заменявший в Государственном совете престарелого избранника Таврического земства Е. В. Рыкова. С. С. Крым должен был повидаться в тот же вечер с П. Н. Милюковым и просил меня снабдить его копией только что принятой резолюции, чтобы иметь возможность конфиденциально познакомить с ней П.Н. Милюкова и других думцев. Его желание, разумеется, немедленно было исполнено мною. Впоследствии он мне сообщил, что наша резолюция была встречена в думских кругах с полным удовлетворением; было признано желательным положить ее в основу собственной думской резолюции и построить последнюю во всех существенных чертах по ее типу. Действительно, принятый вскоре после этого Думою по данному вопросу мотивированный переход к очередным делам и по существу, и по форме очень близко подходил к вышеупомянутой резолюции нашего совещания.

Зато в Государственном совете она подверглась в группе центра пересмотру в направлении смягчения редакции ее. Это явилось последствием того, что группа центра признала необходимым до внесения выработанного текста мотивированного перехода к очередным делам ознакомить с ним не только И. Я. Голубева, что было вполне естественно, но и председателя Совета министров, каковым в то время состоял А. Ф. Трепов. По всей вероятности, это произошло по настоянию членов группы центра по назначению. А. Ф. Трепов, разумеется, отнесся вполне отрицательно к самой мысли о подобного рода политическом выступлении в стенах Мариинского дворца. В былое время вопрос был бы ликвидирован, несомненно, в порядке незамедлительного закрытия сессии. На это Трепов, однако, не решился, за что он вскоре и был отрешен от должности и заменен совершенно уже безличным и безвольным кн[язем] Голицыным, являвшимся простой пешкой в руках придворных сфер. Трепов в данном случае ограничился заявлением: раз президиум Государственного совета в лице И. Я. Голубева вообще берет на себя ответственность созыва Государственного совета по подобному поводу, то уже во всяком случае редакция предполагаемого перехода к очередным делам должна быть подвергнута основательной переработке. Начался торг. Совершенно отказаться от намеченного политического наступления и вынесения соответствующей резолюции центр не признал возможным. На это выборные члены группы во главе с председателем группы, бароном Меллер-Закомельским, не шли. Но зато решили в порядке компромисса попытаться смягчить редакцию ее, дабы не довести дела до раскола группы.

В конечном результате была составлена новая редакция резолюции. Подробностей не помню; в памяти осталось у меня, что выражение «темные силы», признанное особенно неудобным, исчезло и было заменено более дипломатическим оборотом. Сверх того, были произведены еще некоторые изменения и сокращения. Все же, в общем, благодаря настояниям председателя группы не только основной смысл первоначальной резолюции, но в значительной мере и текст ее, были сохранены.

Надо заметить, что переделка резолюции была произведена не только без участия, но и без всякого предупреждения нашей группы. Последняя ввиду этого, ознакомившись с новым текстом резолюции, решила подписей своих членов под него не давать и саму резолюцию, ввиду невозможности при данных условиях провести резолюцию в первоначальном виде, голосами своими поддержать. Об этом мною было доведено до сведения президиума группы центра.

Наступил день общего собрания, происходившего под председательством И. Я. Голубева. Настроение собрания было крайне напряженное и нервное. Нервничал и наш председательствующий. Ярким доказательством этого послужил следующий инцидент. Первые речи должны были быть произнесены бароном Меллер-Закомельским и мною как лидерами наших групп. Когда я после выступления барона стал подниматься на трибуну, И. Я. Голубев, восседавший на своем высоком председательском кресле, наклонился ко мне и прошептал: «Пощадите государя императора». Я мог только ответить, что ему в этом отношении опасаться нечего, так как я принципиально считаю недопустимым втягивать неприкосновенную особу монарха в политические дебаты, никогда раньше этого не делал и впредь делать не намерен.

Не буду воспроизводить прений, имевших место в этом историческом заседании. Скажу лишь, что двумя самыми блестящими по содержанию и по форме выступлениями в этот день были выступления гр[афа] Д. А. Олсуфьева и кн[язя] Е. Н. Трубецкого. Все, что волновало в те времена сердца русских патриотов, нашло яркое, потрясающее выражение в речах обоих названных ораторов.

Пока ораторы сменяли друг друга на трибуне, в зале заседания собирали подписи под мотивированным переходом к очередным делам, выработанным центром. При этом обнаружилось, что многочисленная группы центра не в состоянии собственными силами собрать требуемое Наказом число подписей в количестве тридцати: очевидно, не только члены по назначению, но и часть выборных членов не желали открыто компрометировать себя перед властью. Недоставало не то трех, не то четырех подписей. Положение становилось критическим: грозила опасность, что прения будут объявлены законченными и никакого перехода к очередным делам не будет предложено. Члены нашей группы, ввиду принятого группой решения, затруднялись ставить свои подписи и обращались ко мне с вопросом, как быть. Собирать группу для пересмотра прежнего решения не было времени. Приходилось решать самому. Принимая во внимание, что редакция, предложенная центром, в общем была вполне приемлема для нас, я заявил: принципиально образ действия группы центра в данном случае был некорректен, а потому я лично по званию лидера нашей группы в знак протеста не считаю возможным дать свою подпись, но полагаю допустимым, чтобы под предложением центра подписалось столько членов нашей группы, сколько недостает подписей для того, чтобы предложение центра могло быть поставлено на голосование. Так и сделали.

По окончании прений формула центра была прочитана и поставлена на голосование. Голосование было закрытое, и формула прошла весьма значительным большинством голосов. Было ясно, что не только наши обе группы, но и целый ряд беспартийных и правых членов не сочли возможным уклониться от своего общественно-патриотического долга, и вместе с нами подняли свой предостерегающий голос против системы безволия и каприза, подтачивавшей в корне вечное доверие к власти и неумолимо толкавшей страну в разверзшую уже бездну.

В заключение не могу не упомянуть об одной маленькой, но в своем роде тоже очень характерной сцены, имевшей место по окончании заседания. У дверей зала общего собрания, по заведенному обычаю, стояли старые служители, одетые в форму придворных лакеев, которые распахивали двери перед выходящими из зала членами Государственного совета. Это были очень вышколенные люди, отлично умевшие сохранять каменное выражение лица, на котором ничего нельзя было прочесть. И вот, на этот раз, когда мы, нравственно удовлетворенные тем, что Государственный совет оказался на высоте, выходили из зала заседания, оживленно обмениваясь впечатлениями по поводу результатов голосования, и когда я случайно встретился глазами с распахивавшим перед нами двери служителем, я вдруг заметил, что этот старый служака сочувственно улыбнулся мне. «И ты, Брут [294]», — невольно подумалось мне. И в этой среде вопросы, волновавшие нас, нашли свой отклик и вызвали определенную оценку.