Виктор Усов - Китайский Берия Кан Шэн

В тот момент никто из нас даже не подозревал, к какой катастрофе приведет этот рискованный шаг ЦК КПК» [321].

На пути в Лушань Мао Цзэдун посетил впервые после 1927 г., свои родные места — отчий дом в Шаошани. 25 июня 1959 г. в солнечный и жаркий день он с охраной и личным врачом направились в сторону Шаошани. В машине было невероятно душно, через открытые окна в салон проникали клубы пыли, которая прилипала к мокрым от пота телам, забивалась в нос и уши, першила в горле. Через два часа они прибыли в центр уезда Сянтань. Их встречал уездный партийный секретарь Хуа Гофэн, которому заранее сообщили о приезде Председателя Мао. Приезжие от пыли и грязи были похожи на глиняных идолов. Отдохнув в Сянтане и переговорив с Хуа Гофэном Мао и его сопровождающие двинулись дальше. Хуа Гофэн намеревался поехать вместе с ними, но Мао сказал, что это, пожалуй, лишнее. Он опасался, что крестьяне в присутствии уездного партийного вождя будут вести себя скованно и побоятся выложить все, что у них в голове. Через сорок минуты езды кортеж, поднимая клубы пыли, подъехал к родной деревне Председателя. Мао остановился в стареньком доме для гостей на вершине живописного холма. В этом домике когда-то жили христианские миссионеры, которые добрались даже до этой глухой и отдаленной деревеньки.

«Утром в начале шестого мне позвонил Ли Иньцяо (заместитель начальника охраны вождя. — В.У. ). Мао собирался на прогулку, но идти одному, без собеседника, ему не хотелось, — вспоминал позднее личный врач Мао Цзэдуна. — Я встретился с вождем на пороге его домика, и мы стали медленно прогуливаться по склону холма. Вскоре к нам присоединились Ло Жуйцин (министр общественной безопасности. — В.У. ), Ван Жэньчжун (кандидат в члены ЦК КПК, один из руководителей Хубэйского провинциального комитета КПК. — В.У. ), Чжоу Сяочжоу (кандидат в члены ЦК КПК, Первый секретарь комитета КПК провинции Хунань. — В.У. ) и несколько телохранителей. На середине склона, в сосновой роще, Мао остановился возле какого-то могильного холма. Здесь я увидел вождя в традиционном китайском поклоне до самого пояса. Мы догадались, что стоим у могилы его родителей. Один из офицеров службы безопасности — Шэнь Тун — быстро нарвал букетик полевых цветов и отдал Мао. Тот торжественно возложил цветы на могилу и, как того требует древний обычай, трижды низко поклонился. Все, кто стоял за спиной Председателя, низко поклонились тоже. „Здесь когда-то было надгробие, — заметил Мао, — но теперь куда-то исчезло“. Когда Ло Жуйцин предложил вождю восстановить прежний вид могилы, Мао отказался. „Достаточно того, что я помню, где она находится“, — обронил он.

Отойдя от священного для вождя места, мы направились туда, где издавна жили предки Мао. Там он снова остановился, что-то увидев. Мы стояли недалеко от площадки, на которой когда-то возвышался буддийский храм. О нем Председатель часто вспоминал в ночных откровениях со мной. Маленький храм, как и надгробие с могилы его родителей, тоже исчез. Это случилось после того, как в деревне организовали „народную коммуну“. Кирпичи стен святилища пошли на строительство „доменной печи“, а все деревянные части храма были сожжены в топке этой же печи.

Во время прогулки Мао был на удивление молчалив. Его очень опечалило уничтожение буддийской святыни. „Это очень грустно, — сказал вождь. — Храм следовало сохранить. У бедняков нет денег, чтобы платить врачам за лечение, они молятся богам, чтобы те вернули им здоровье, и лечатся священной золой от сожженного сандала. Молитвы придают им силу духа и вселяют надежды. Кроме Будды, им никто не поможет“.

При этих словах вождя я не смог сдержать улыбки, но Мао, похоже, говорил совершенно серьезно.

„Не смотрите с иронией на лечение священной золой, — продолжал он. — Мы знаем, что медицина бессильна против неизлечимых болезней. Ритуальная зола придает больным силы сопротивляться болезням. Вы врач и должны прекрасно знать, что элементы самовнушения помогают при лечении“.

Мао был уверен — прежде чем лечить тело, нужно помочь больному обрести душевное спокойствие» [322].

Руководство коммуны отозвало мужчин со своих рабочих мест, чтобы Мао мог с ними поговорить. Желая придать беседе непринужденный характер, вождь устроил вечером в своих апартаментах на холме товарищеский ужин, на который пришли около пятидесяти отцов семейств. Все стали дружно жаловаться на общественные столовые. Старикам они не нравились потому, что молодые успевали прибежать туда раньше них и расхватать самые лучшие блюда. Молодых же не устраивало то, что порции были настолько маленькими, что парни после обеда оставались голодными. Из-за этого в крестьянском «ресторанчике» часто случались драки, после которых на полу оказывалось немало посуды и остатков несъеденной пищи.

Наконец Мао поинтересовался успехами сельской «металлургии». Но и в этот раз услышал в ответ одни жалобы.

«Когда вопросы закончились, в зале наступила гнетущая тишина, — вспоминал врач. — Все напряженно молчали, ожидая вердикта Мао, которому стало совершенно ясно, что в его родной деревне политика „большого скачка“ потерпела крах.

— Если вы не в состоянии насытиться в общественной столовой, то лучше ее закрыть и не переводить зря продукты, — сказал вождь. — Что касается вашего водохранилища, то мне кажется, что не обязательно, чтобы оно было в каждой коммуне, но если уж сооружать, то как следует, чтобы от него была польза. Теперь насчет стали. Если вам не удастся получить хорошую сталь, то лучше не тратить на это силы» [323].

Эти высказывания Мао Цзэдуна не попали в печать, но, тем не менее, очень скоро стали известны всей стране.

Однако как бы ни жаловались земляки Мао, жизнь в Шаошани была несравненно лучше, чем во многих других районах Китая. В стране начался страшный голод. В совершенно бедственном положении оказались провинция Аньхуй, в которой год назад Мао впервые увидел доморощенные «доменные» печи. Не лучше была ситуация и в Хэнани, куда в августе 1958 г. ездило руководство, чтобы посмотреть на «величайшее достижение китайского народа» — «народные коммуны».

Для подведения итогов «большого скачка» первоначально планировалось собраться в Чжэнчжоу (провинция Хэнань), однако Мао Цзэдун вскоре решил перенести место совещания в горное курортное местечко Лушань (провинция Цзянси). Обычно когда говорят о Лушаньском совещании 1959 г., то имеют в виду два события: расширенное совещание Политбюро ЦК КПК, проходившее целый месяц (со 2 июля по 2 августа), и 8-й пленум ЦК КПК 8-го созыва (со 2 по 16 августа 1959 г.) под Председательством Мао Цзэдуна. На расширенное совещание прибыли члены Политбюро ЦК КПК, первые секретари провинций, ответственные лица аппарата ЦК партии, министерств и ведомств Госсовета КНР.