Джозеф Дэйвис - Посол к Сталину

Его рассуждения на этот счет, или, вернее, рассуждения, которые он мне предложил, состояли в том, что Россия всегда будет придерживаться политики ускорения кризисов, от которых она сама будет стремиться держаться в стороне.

Этот способ рассуждения, наряду с другими мнениями, изложенными мистером Икс, убедил меня, что тоталитарные государства страшатся прежде всего включения русской мощи в единый фронт борьбы с тоталитарной идеологией завоевания.

Мистер Икс был почти наивен, позволив мне увидеть острые опасения его страны в отношении России и раскрыв очень глубоко лелеемую надежду его правительства, что влияние Москвы не будет использовано для укрепления демократической стены.

Он также спросил моё мнение о силе России при нынешнем правительстве, и я ответил, что военная и экономическая мощь России при нынешнем коммунистическом строе или при любой другой изменённой форме будет в любом случае огромной.

В заключение могу сказать, что главное впечатление, полученное мною от мистера Икс – подтверждение убеждённости, что его страна работает в полном согласии и, возможно, даже формальном союзе с заявленной политикой и очевидными интересами Германии и Италии.

Дневник, Нью-Йорк, 17-е июля 1939-го.

Когда сегодня "Квин Мэри" причалила, к моей великой радости, я обнаружил на пристани Марджори с девочками. Все мы обедали в бельгийском павильоне на ярмарке. Уехал полуночным поездом в Вашингтон, чтобы немедленно доложить президенту и секретарю. По распоряжению государственного департамента я вернулся в Соединённые Штаты для совещаний.

(Примечание Мемуариста. Речь о масштабнейшей Всемирной выставке 1939-го года в Нью-Йорке. Её посетило более сорока пяти миллионов человек. Советский Союз был представлен величественным павильоном. На высокой стеле – гигантская статуя рабочего, держащего в руке горящую звезду. Работа выдающегося скульптора Вячеслава Андреева и архитектора Бориса Иофана. Продолжаем.)

Дневник, Вашингтон, 18-е июля 1939-го.

Обедал с президентом в двенадцать тридцать пополудни. Он спросил меня, в частности, о причинах уверенности, с которой я предсказал, что война близка и неизбежна из-за агрессии Гитлера. Она начнётся либо до дня рождения Гинденбурга в августе, либо до партийного митинга в Нюрнберге в сентябре.

(Примечание Мемуариста. А ведь посол прав, Вторая Мировая официально начнётся первого сентября. И американский президент и пальцем о палец не ударит, чтобы предотвратить эту войну. Продолжаем.)

Я подробно изложил ему информацию, полученную непосредственно от бельгийцев, имевших промышленные предприятия в Германии и контакты с лидерами нацистской партии. А также, заявления, полученные мною от американских бизнесменов, имеющих интересы в Германии, которых я видел всего неделю назад в Бельгии, которые также непосредственно знали от нацистских лидеров, что затевается. Этих людей он тоже знал лично. Это были люди в высшей степени здравого и твёрдого суждения.

Я обрисовал ему эти и многие другие конкретные заявления. Некоторые прямо от высокопоставленных нацистских дипломатических чиновников. Он был особенно впечатлен тем, что я рассказал ему о высказываниях моих дипломатических коллег в Брюсселе, которые молились о поправке к закону о нейтралитете, полагая, что это, возможно, сдержит Гитлера и, по крайней мере, отсрочит войну.

Эти заявления не вызвали у него удивления. Это лишь подтверждало его глубокий пессимизм. Он сказал, что мой отчет просто подтверждает его другую информацию.

Я спросил, могу ли я чем-нибудь помочь в связи с законом о нейтралитете. Он сказал, что некоторую пользу могли бы принести мои встречи с некоторыми лидерами Сената.

Он спросил меня о переговорах России с Англией и Францией. Я откровенно признался, что меня это очень беспокоит. Среди дипломатического корпуса в Брюсселе ходили разговоры, что Гитлер прилагает все усилия, дабы оттолкнуть Сталина от западных держав. Один высокопоставленный и очень важный человек в Европе рассказал мне, что Гитлер и Риббентроп были уверены, что они могут оторвать Сталина от Англии и Франции.

Президент попросил посла Уманского, когда тот уезжал в Москву, передать Сталину, что если его правительство присоединится к Гитлеру, то так же верно, как ночь следует за днем, как только Гитлер завоюет Францию, он повернётся против России. Тогда настанет очередь Советского Союза. Он сказал мне также передать эти слова Сталину и Молотову, если я смогу.

Он обсуждал результаты возможного гитлеровского блицкрига, его влияние на мир, и в частности, на Соединённые Штаты. Он не питал иллюзий относительно огромной механизированной мощи германской армии.

Сразу после обеда я отправился в Капитолий и побеседовал в кабинете полковника Хэлси со своими старыми друзьями – Албеном Баркли, Джимом Бирнсом, Кеем Питтманом, Бертом Уилером, Джо Гаффи, Клодом Пеппером и другими. Сенатор Питтман, председатель комитета по международным отношениям Сената, попросил меня прийти на следующий день, чтобы поговорить с членами его комитета.

Дневник, Вашингтон, 19-е июля 1939-го.

Вчера вечером состоялась конференция между партийными лидерами обеих сторон, президентом и госсекретарём Халлом, на которой обсуждалась возможность принятия поправки к закону о нейтралитете. По сообщениям печати, президент предупредил их о непосредственной угрозе войны этим летом и призвал принять закон о нейтралитете для того, чтобы сделать войну менее вероятной.

Сенатор Бора на конференции заявил президенту, что у него есть свои источники информации в Европе, и нет никакой опасности начала войны этим летом. Президент ответил, что сенатору придется взять эту ответственность на себя.

Республиканские лидеры очень уверены, что Гитлер не нападет, и что нет никакой необходимости спешить в связи с законом о нейтралитете. Поэтому было решено, что закон не следует принимать до некоторых пор и Конгресс должен сделать перерыв, не приняв никаких мер.

Тем не менее, я отправился в кабинет Кея Питтмана, чтобы пообедать с членами сенатского комитета по международным отношениям. Они засыпали меня вопросами, как о европейской ситуации, так и о России. Я изложил им ситуацию так, как я её себе представлял.

Сенатор Джордж и сенатор Джилет были достаточно любезны, чтобы выразить сожаление, что не получили этой информации до вчерашней встречи. Сенатор Питтман заявил, что если бы мое заявление было сделано перед полным составом комитета двумя неделями ранее, по его мнению, закон о нейтралитете был бы принят. Конечно, факты ошеломляют.

Исполнительное заседание комитета по иностранным делам Палаты представителей.