Мунго Мелвин - История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Успех бунтовщиков оказался временным. Они выражали недовольство своим бедственным положением и требовали снятия карантина, но у них не было ни согласованного плана действий, ни опытного руководителя. Тем временем генерал-губернатор Новороссии граф Михаил Воронцов принял срочные меры. Он приказал войсковым частям из других крымских городов, в том числе Симферополя, войти в Севастополь. К концу дня 19 июля эти войска не только заняли город, но и подавили восстание. Суд над бунтовщиками был скорым и безжалостным. Не меньше полутора тысяч человек были осуждены по обвинению в участии в беспорядках. Семерых бунтовщиков приговорили к смерти; казнь состоялась 23 августа 1830 г. в трех разных районах Севастополя, чтобы убедить горожан в восстановлении законности и порядка. Многих приговорили к длительным срокам заключения. По сравнению с последующей реакцией на подобные беспорядки и царского режима, и советской власти, такие действия можно назвать относительно мягкими. Строгая дисциплина на военно-морском флоте была восстановлена: следующий серьезный мятеж на Черноморском флоте произошел семьдесят пять лет спустя, в начале революции 1905 г.

Приблизительно через год после бунта 1830 г. Севастополь снова встал на путь экономического развития. За двадцать лет он превратился в красивый и процветающий город. «Дама, проживающая неподалеку от Альмы», которую Британская библиотека идентифицирует как миссис Эндрю Нельсон, оставила нам яркое описание города накануне Крымской войны. Проехав «северный форт, ближе к той стороне, мимо которой проходит дорога… окруженный глубоким рвом, облицованным камнем и увенчанный земляным валом большой толщины», путешественник вскоре прибывает на берег бухты. Здесь, пишет миссис Нельсон, «постоянно снуют корабли самых разных размеров, перевозя товары и пассажиров через бухту, ширина которой здесь составляет около мили». С судна открывается такой вид: «С корабля мы могли хорошо рассмотреть белые каменные батареи, построенные на небольшом расстоянии друг от друга по обеим сторонам бухты, почти на уровне воды; еще левее виден красивый акведук, который перекинут через небольшую долину и подает воду для доков» [352] Neilson . P. 73. .

Пересекая бухту, «мы направились к Графской пристани», внушительному сооружению, построенному Аптоном по настоянию Лазарева. Причалив, продолжает миссис Нельсон, «мы вышли на берег, на удобный причал, от которого поднимается широкая красивая лестница с двойным рядом колонн наверху и террасами по бокам, со скамейками для публики» [353] Ibid. . Этот впечатляющий портик остается визитной карточкой Севастополя: немногие города могут похвастаться такими величественными морскими воротами.

В самом Севастополе, пишет миссис Нельсон, «на этих террасах почти каждый день играет оркестр, что значительно оживляет обстановку. Вокруг одни мундиры, и все указывает, что мы теперь в военном и морском городе». Еще больше обогащает культурную жизнь города «очень хороший театр с двумя ярусами лож». Зимой, продолжает рассказ миссис Нельсон, «кроме русской труппы здесь часто выступают очень хорошие итальянские певцы, а им помогают солдаты и моряки, которые заполняют сцену, в результате чего получается достойная постановка итальянской оперы» [354] Ibid. P. 74–75. .

«Пройдя через колоннаду, мы видим справа от себя, вдоль кромки воды, трехъярусную батарею, которая называется Николаевским фортом, а рядом с ним простое здание, которое называют дворцом». Разумеется, она имела в виду дом Томаса Маккензи, в котором жила Екатерина II во время своего визита в Севастополь в 1787 г. и который с тех пор был перестроен. Тем не менее миссис Нельсон рассказывает читателям и о другом, менее приятном аспекте повседневной жизни города. «В устье внутренней [южной, военной] бухты, параллельно которой на протяжении полумили проходит главная улица города, стоят суда, которые используются в качестве тюрьмы и в которых содержатся сотни несчастных, закованных в цепи и одетых в пеструю тюремную одежду, дабы предотвратить побег» [355] Ibid. P. 76. . Именно этих заключенных, с жалостью отмечает она, «используют на общественных работах; и мучительно было видеть их, слышать звяканье их цепей, когда они проходят по улице утром и вечером». Оборонительные сооружения Севастополя до Крымской войны были результатом их принудительного труда. Как отмечалось выше, осужденных использовали при строительстве сухих доков.

Несмотря на неприятное присутствие закованных в цепи рабочих команд, миссис Нельсон рисует в целом безмятежную атмосферу Севастополя, мирного города, который не слишком усердно готовится — не говоря уже о полной готовности — к войне. Это был красивый город с множеством величественных зданий, таких как ассамблея, театр и библиотека, строительным материалом для которых служил красивый инкерманский камень, и внушительными фортами, защищавшими сердце города — большую Севастопольскую бухту. Миссис Нельсон описывала вид, открывавшийся от Николаевского порта: «Улица ведет к Артиллерийской бухте, рынку и худшей части города, а слева мимо адмиралтейства проходит главная улица с лучшими лавками, собором, резиденцией адмирала порта и домами многих самых влиятельных семей» [356] Ibid. P. 74–75. .

Несмотря на то, насколько внушительными и эффективными выглядели и на самом деле были береговые оборонительные сооружения Севастополя, у них имелся серьезный недостаток — как и у британской базы в Сингапуре перед нападением японцев в феврале 1942 г. Никто — возможно, за исключением Тотлебена — в российском правительстве, армии и военно-морском флоте, несмотря на всевозможные планы, похоже, всерьез не рассматривал угрозу решительной атаки с суши. Изолированное положение Севастополя как будто само по себе служило пассивной защитой. Но удаленность от крупных гарнизонов русской армии, размещенных для защиты Царства Польского и Кавказа, делала эту военно-морскую базу уязвимой для врага, который способен собрать крупный десант и безопасно транспортировать его по Черному морю.

До Крымской войны Крым был далекой, периферийной провинцией России, без железных дорог (их еще не проложили к югу от Москвы) и хороших обычных дорог, которые связывали бы полуостров с центром страны. Даже при использовании главных водных путей, таких как Волга, Дон и Днепр, транспортное сообщение в России было чрезвычайно медленным, не быстрее, чем при Петре Великом. Поэтому любое подкрепление для армии приходило медленно, пешим маршем, а обозам приходилось преодолевать обширные южные степи. Оглядываясь назад, можно рассуждать о том, должен ли был Николай I, которого все больше беспокоила безопасность Крыма и Севастополя в преддверии войны, в 1853–1854 гг. отправить подкрепления Меншикову и могли ли в этом случае русские разбить союзный десант во время высадки или непосредственно после нее. Но царь этого не сделал. Поэтому русские не смогли дать отпор британским и французским войскам. Результатом стала 349-дневная осада Севастополя, очень дорого обошедшаяся всем сторонам. Черное море превратилось во внутреннее море союзников: теоретически образовавшаяся впоследствии британско-французско-турецкая коалиция могла начать экспедицию в Крым в любое удобное для себя время. Новая технология была на их стороне, поскольку появление пароходов коренным образом изменило расклад сил. Ограничения, которые веками накладывали на передвижение по морю ветер и погода, если и не исчезли, то значительно ослабли. Теперь армии можно было с большей уверенностью перемещать, снабжать и защищать на больших расстояниях — если не вмешается вражеский флот или жестокий шторм (как, например, 14 ноября 1854 г.). Обладая господством на море и транспортными судами с паровыми двигателями, союзники могли усиливать и снабжать свои войска в Крыму быстрее, чем русские, которые использовали сухопутный маршрут. Русские не сразу осознали эту надвигающуюся революцию в военном деле.