Владимир Ткаченко-Гильдебрандт - Мистические культы Средневековья и Ренессанса

Другие иудействующие христиане давали ПРЕМУДРОСТИ имя Иоиль [480], хотя Блаженный Феодорит вменяет авторство мифа об этой муже-деве и дочери света самому Манеса. Итак, посмотрим, не принадлежало ли имя METE, данное премудрости [481] в надписи на нашей шкатулке из Эссаруа, временам, когда манихейский синкретизм растворял в себе разнообразные доктрины гностицизма.

Этот миф не является новым, ведь, согласно Святому Епифанию [482], фибиониты, карпократианская секта, идущая от валентиниан [483], о нем знала; но, вследствие идей своей нечестивой доктрины, они в него добавили, касаясь METE, одну омерзительную аллюзию [484].

Шкатулка из Вольтерры-Поджибонси (Италия)

В VI веке миф о METE преподавался в Афинах эклектиком Дамаскием (Damascius) [485]. И стоит поискать этот синкретизм в египетской теогонии, где Исида , по словам Плутарха, неоднократно именуется Мут (Μούϑ) и Метиер (Μεϑύερ) [486].

Египтяне называли Исиду матерью мира и, сливая в одну личность Осириса и ее по причине их брачного союза, они делали их существом-андрогином [487]. Здесь хорошо виден источник этого вечного гермафродитизма, который не преминули принять все гностические секты; но христианский спиритуализм, соединенный заботой гностиков с грубостью этих сказок, их смягчил, и с начала гнозиса речь идет уже не о небесном светиле [488], а о мистическом существе двойного естества. Со времени апостолов Эннойя, первая мысль Бога, матерь всего сущего , верховная ПРЕМУДРОСТЬ, наконец, лишает престола египетскую Исиду. Однажды этот спиритуализм был введен в старые материальные мифы – и возникло почти столько же имен ПРЕМУДРОСТИ, сколько существовало сект.

Такая же роль отводилась и Святому Духу , что дало возможность Святому Епифанию сказать, что иудействующие секты сделали из Святого Духа женщину [489]. Согласно тому же учителю, доходило до именования Святого Духа матерью семи домов, и ему сообщалось два пола, он призывался под именем творца или сотворившей семь домов , чтобы он или она предоставили бы отдых, который есть в восьмом доме [490].

Итак, семь домов олицетворяют собой семь планетарных небес, а восьмой дом является верховным небом, обителью очищенных душ.

Как не увидеть в этом универсальном и многообразном гностическом мифе небесную, бесконечную и вечную Огдоаду , без границ времени и пространства , если перевести здесь слова самого Святого Епифания [491].

Каковым бы ни было объяснение, даваемое главному эону-андрогину METE и семи безымянным эонам, образующим огдоаду в надписи на шкатулке из Эссаруа [492], постараемся установить происхождение первого в египетском мифе, видоизмененном иудействующими сектами, о которых говорит Святой Епифаний. В ожидании более точного изучения того, что эклектизм Манеса получил от гнозиса, мы сразу же можем увидеть в фигуре тройного треугольника, вырезанного на крышке шкатулки, египетское или пифагорейское заимствование. Иными словами, египтяне уподобляли естество вселенной треугольнику . Они рассматривали в качестве мужского или активного начала одну из линий, упирающихся в основание и говорили, что основание является женским или пассивным началом, соединенная с ними линия , если сохранять стиль Амио, представляла то, что рождается от двух начал [493]. С другой стороны, Осирис является разумной причиной, а Исида причиной материальной: и из их совместного действия происходит третье существо – Гор или мир [494].

Мы видим, как в этой разумной причине пробивается столь присущий всем гностикам миф о ПРЕМУДРОСТИ, который на нашей шкатулке раскрывается под именем METE.

Рейно определенно утверждает, что гностики взяли в качестве своего символа фигуру, образующую сразу три треугольника и пентаграмму [495]. Пифагорейцы, по его словам, рассматривали эту фигуру как символ здоровья [496]: здесь идет речь, безусловно, о здоровье души; что касается знака, воспроизведенного в гнозисе, я настолько не сомневаюсь, что он обозначает здоровье или отдохновение души, насколько фигура в пентаграмме и в треугольниках завершает Огдоаду, во владении которой находилось высшее счастье [497]. Сам Платон связывал с простым треугольником отношения, образующие единое целое из различных частей вселенной, и давал этому треугольнику имя гармонии. Согласно Платону, одна из сторон этого треугольника порождает восьмерку или огдоаду посредством парных чисел [498].

Шкатулка из Вольтерры-Поджибонси (Италия)

Когда обращаешься к Отцам Церкви, истории манихейства де Бособра и ученой критике гностицизма Маттера, становится очевидно, что Манес почерпнул у валентиниан большую часть своей доктрины. В действительности, эта секта была наиболее многочисленной, наиболее преобладающей и наиболее фанатичной из всех сект гностицизма [499], и каковыми бы разнообразными ни были прозвища, взятые адептами Валентина, она должна рассматриваться как гидра в сто голов со всеми безобразиями, безумствами и непристойностями, которыми кишит ее история. Итак, архонтики II века, вновь появившиеся в XI веке [500], чтобы предаваться всем видам бесчестья, являлись ветвью валентинианского происхождения [501]. Гераклиониты , с другой стороны, предприняли великие усилия, чтобы подогнать евангельские тексты к системе главы их школы Валентина [502].

Маркиониты , которых Бейль и Боссюэ, столь противоположные в суждениях во всяком ином месте, считают одной и той же сектой с манихеями [503], были в сущности валентинианами; офиты помещены Оригеном [504] в один и тот же разряд, что и маркиониты, василидиане и валентиниане [505].

Наконец, Адамиты, ветвь карпократиан [506], находились в одном шаге от валентиниан одинаково как фибиониты или вавилониты и приверженцы Николая .

Поскольку Египет был источником теорий Валентина, Манес нашел в таинственных знаках этого гнозиса некую вещь, которую стремился соединить с другим мистицизмом, принесенным с Востока Маркионом, истинным предшественником Манеса, рожденным в Синопе в Пафлагонии и, как следствие, пропитанным доктринами Зороастра. Вместе с их изучением Манес собрал элементы двух крайностей: он должен был, по крайней мере, составить контракт между ними, чтобы заключить в себя и содержать в себе все другие промежуточные доктрины.

Отсюда и родилось манихейство . Итак, необходимо бросить хотя бы один взгляд на синкретизм и символы основателя этой, к несчастью, слишком знаменитой школы. Успех ереси Манеса начался после бесед Каскара против ученого епископа Архелая и последней беседы Диодорида во второй половине III столетия. Манес согласовал главные догмы зороастризма с догмами гнозиса; но, идя вслед за Маркионом, являвшегося наиболее привязанным к христианству, в отличие от других гностиков эпохи, Манес объединил маркионитское христианство с самым дерзновенным умозрением.