Владимир Кучкин - Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв.

В пользу отождествления этих двух городов могут свидетельствовать и другие факты. Чеканка местной «денги городѣской» имела смысл в центре, где была развита торговля. Уже В.С. Борзаковский обратил внимание на упоминание Городка в литовско-тверских договорах XV в. Городок постоянно фигурирует в той статье литовско-тверских докончаний, в которой определяются места взимания пошлин с литовских торговцев в Тверском княжестве: «пошлины имати… во Тфѣри, в Кашинѣ, в Городку, в Зупцевѣ и по всему моему великому княженью по давному, а нового не примышляти» [1118]. Два из четырех упомянутых здесь тверских города стояли на Волге, а Кашин — в низовьях р. Кашинки, близ Волги. По аналогии нужно думать, что и Городок стоял на Волге или около нее. А полное соответствие его названия древнейшему наименованию Старицы позволяет утверждать вслед за В.С. Борзаковским, что Городок литовско-тверских соглашений и есть Старица. Но благодаря договорам XV в. устанавливается, что Старица — один из давних торговых центров Тверского княжества. И это делает вполне понятной чеканку монеты в названном городе. К тому же большинство монет с надписью «денга городѣск[ая]» найдено именно в Старице [1120]. С другой стороны, Городок-Старица не упоминается в завещании великого князя Тверского Михаила Александровича. Значит, в конце XIV в. она принадлежала или должна была принадлежать иной ветви тверского княжеского дома. Принимая во внимание изложенное выше, можно заключить, что Старица была удельным городом Ивана Всеволодовича, а еще раньше — его отца Всеволода Александровича.

Таким образом, идя от поздних фактов княжого владения в Тверской земле к более ранним, следует считать уделом старшего из наследников Александра Михайловича Тверского, Всеволода, Холм и Старицу, а уделом второго из его сыновей-наследников, Михаила, — Микулин. Отсюда становится понятным, что самому Александру по завещанию его отца был выделен юг Тверского княжества. Можно догадываться, что центром его владений был г. Зубцов. Зубцов, несомненно, древнее Старицы, Холма и Микулина. Известие 1285 г. о нападении Литвы на Олешню рисует наличие у зубчан территориальной феодальной военной организации [1121]. О давнем торговом значении Зубцова свидетельствуют упоминавшиеся выше литовско-тверские договоры XV в. Все эти факты говорят за то, что в начале XIV в. на юге Тверского княжества не было города значительнее Зубцова. И если Михаилом Ярославичем своему второму сыну предназначались в удел южные волости Тверского княжества, то всего естественнее видеть их центр в Зубцове.

Зная, какие примерно территории входили в состав уделов трех сыновей Михаила Ярославича: Тверь — Дмитрия; Зубцов (?), Старица, Холм и Микулин — Александра и Кашин — Василия, можно довольно легко определить местоположение удела четвертого Михайловича — Константина. Он мог располагаться или к северо-западу от Твери, где, впрочем, до начала XV в. не было ни одного города, или к юго-востоку от столицы.

В научной литературе до самого последнего времени считалось, что уделом князя Константина был г. Дорогобуж. Дело в том, что в источниках последней трети XV в. упоминаются праправнуки князя Константина Михайловича князья Юрий и Осип (Иосиф) Андреевичи с прозвищем Дорогобужские [1122]. Поскольку в те времена князья получали прозвища по месту своих владений, считалось, что Юрий и Осип владели Дорогобужем. Сам Дорогобуж признавался их отчиной, а первым его владельцем назывался родоначальник этой ветви тверских князей третий сын Михаила Ярославича, Константин.

В приведенной цепи логических умозаключений не все было гладко. Дело прежде всего в том, что никаким источникам г. Дорогобуж в Тверском княжестве неизвестен. Выход нашел Н.М. Карамзин. Он предложил видеть Дорогобуж в современном ему тверском селе Дорожеве [1123]. Впоследствии выяснилось, что село называется Дорожаево, но мысль Н.М. Карамзина была воспринята последующими исследователями [1124]. Тем не менее сближение названий Дорогобуж и Дорожаево представляется крайне сомнительным. У этих двух топонимов общие только четыре начальные буквы, и одно наименование не могло произойти от другого. К тому же с. Дорожаево, в первой половине XVI в. входившее в состав Хорвачского стана Тверского уезда и не являвшееся каким-либо административным центром, лежало близ р. Шоши [1125]. Если здесь был удел Константина Михайловича, тогда становится непонятным, почему его территория так глубоко вклинивалась в земли брата Александра, перерезая естественный водный путь по р. Шоше между двумя городами Александрова удела — Холмом и Микулином.

Эти и другие противоречия в определении владений князя Константина сравнительно недавно были удачно устранены Б.Н. Флорей. Он обратил внимание на то, что князь Андрей Дмитриевич, отец упомянутых Юрия и Oсипа Дорогобужских, до 1440 г. держал от литовского великого князя Дорогобуж, Мутишин и Великое поле [1126]. Речь идет о смоленских волостях с центром в Дорогобуже [1127]. Становится ясным, что прозвища Дорогобужские, закрепленные за сыновьями князя Андрея Дмитриевича, своим возникновением обязаны прозвищу их отца, полученному им в связи с держанием смоленского Дорогобужа. Таким образом, вопрос о тверских владениях потомков Константина Михайловича и его самого сделался открытым.

Ответ на него был предложен тем же Б.Н. Флорей. Основываясь на упоминании польским историком начала XVI в. Матвеем Меховским Клинского княжества в Тверской земле, исследователь лришел к мысли, что центром владений сыновей, внуков и правнуков князя Константина был Клин [1128]. При этом он указал, что к 50-м годам XV в. Клинского княжества уже не было, поскольку в то время территорией Клина распоряжался великий князь Тверской Борис Александрович [1129]. Следовательно, Клинское княжество существовало в более раннее время.

Думается, однако, что высказанная точка зрения нуждается в более тщательном обосновании. По сути дела, сообщение Матвея Меховского о Клинском княжестве, достоверность которого и требовалось доказать, принимается за таковое исследователем лишь потому, что ближайшие потомки Константина не владели Дорогобужем. Этого негативного аргумента еще недостаточно, чтобы заключать о правильности известия польского историка. Необходимы позитивные данные, свидетельствующие, что в руках Константиновичей были клинские волости. И такие данные находятся.

Когда в конце 1365 г. умер князь Семен Константинович, то выяснилось, что он «отчины своея удѣлъ и княгиню свою приказалъ князю великому Михаилу Александровичю» [1130]. Выражение «отчины своея удѣлъ» означает часть, выдел князя Семена в общей отчине — владении отца. Не совсем ясны мотивы передачи этой части не ближайшим родственникам (таковым прежде всего являлся родной брат Семена князь Еремей) [1131], а тверскому великому князю Михаилу Александровичу, двоюродному брату завещателя. Попытка В.С. Борзаковского объяснить этот шаг Семена Константиновича его привязанностью к князю Михаилу Александровичу довольно наивна [1132]. Дело, вероятнее всего, как и думал А.Е. Пресняков, заключалось в том, что бездетный Семен хотел оставить свой удел в пожизненном владении жены и поэтому во избежание всяких посягательств на земли жены в будущем поручал ее заботам самого могущественного князя тверского дома [1133]. В те времена княгини не имели права передавать по наследству свои владения, они становились выморочными, а потому удел князя Семена по смерти его вдовы должен был отойти к опекуну последней, т. е. к великому князю Михаилу Тверскому. Но, видимо, Михаил сразу же поспешил закрепиться в землях Семена. В начале 1366 г. он «нарядил» новый городок на р. Волге [1134], вероятно, как показывают дальнейшие события, во владениях князя Семена или на их границах. Решение Семена Константиновича и действия Михаила Александровича вызвали протест со стороны брата Семена Еремея и бывшего тверского великого князя Василия Михайловича Кашинского. В том же 1366 г. в Тверском княжестве началось «нелюбие князю Василию и его братаничю князю Еремѣю съ княземъ великымъ съ Михаиломъ съ Александровичемъ про часть отчины княжи Семеновы» [1135]. Попытка Василия и Еремея воздействовать на Михаила через митрополита и местного епископа успеха не имела [1136]. Тогда они прибегли к помощи Дмитрия Московского. Тот дал им войска, и в 1367 г. начались военные действия. Михаил Тверской, кажется не дожидаясь их, отправился за подмогой в Литву, а Василий Кашинский с сыном Михаилом и племянником Еремеем Константиновичем «съ всею силою Кашиньскою приехавши во Тфѣрь многымъ людемъ сотвориша досаду бесчестиемъ и мукою и разграблениемъ имѣниа и продажею бес помилованиа. И къ Городку ратию ходили, привели съ собою и Московьскую рать князя великаго» [1137]. Речь, очевидно, идет о том самом Городке на Волге [1138], который был поставлен Михаилом Александровичем в 1366 г. Взять его не удалось, но московская рать и волочане опустошили тверские волости на правом берегу Волги и повоевали волости «святаго Спаса».