Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

В книге Г. Форстена «Балтийский вопрос в XVI–XVII столетиях», т. II (СПб., 1894) русско-шведские отношения освещены на основании материалов только стокгольмского архива, без использования московского архива Посольского приказа. В публикации К. И. Якубова «Россия и Швеция в первой половине XVII века» (М., 1897) использованы и стокгольмский, и московский архивы, но название этой книги вводит читателя в заблуждение: собственно дипломатических и политических отношений России и Швеции она почти не касается, а освещает преимущественно вопрос о населении пограничных территорий и некоторые другие специальные темы. Работа Н. В. Голицына «К истории русско-шведских отношений и населения пограничных с Швецией областей (1634–1648 гг.)» (М., 1903) представляет собой публикацию нескольких второстепенных документов из лифляндского архива. Наконец, в приложении к книге Е. Сташевского «Очерки по истории царствования Михаила Федоровича», ч. I (1913) опубликовано несколько действительно важных дипломатических документов, но принцип их отбора непонятен и какие-либо пояснения к ним отсутствуют. В предисловии к другой своей книге — «Смоленская война 1632–1634 гг. Организация и состояние московской армии» (1919) — Е. Сташевский сообщает, что причинам и дипломатической подготовке Смоленской войны он посвятил особый выпуск своего исследования, однако этот выпуск так и не появился в печати. Некоторые документы из фонда шведских дел Посольского приказа за 20–30-е годы XVII в. были опубликованы в «Собрании государственных грамот и договоров» и в других археографических изданиях, но их число столь невелико, что в общем можно считать этот обширный и богатейший архивный фонд почти неопубликованым и мало утилизированным исследователями.

Bomhaupt Chr., von Gustav Adolf vor seinem Auftreten in Deutschland. — In: «Velhagen und Klassings Monatshefte», Bd. 2. Berlin, 1894–1895, S. 71–73.

Sveriges krig 1611–1632, d. V. Stockholm, 1938, s. 227.

Ahnlund N. Gustav Adolf den Store. Stockholm, 1932. Нем. пер.: Gustav Adolf. Berlin, 1938, s. 315–316 (здесь и ниже ссылки на это немецкое издание).

Wejle С . Op. cit., s. 8–14.

Донесения Страссбурга и другого тайного шведского уполномоченного, Фаренсбаха, по подлинникам стокгольмского архива опубликованы как приложение к книге венгерского историка: Szilagyi S. Bethlen Gabor es a sved diplomaczia». Budapest, 1882, s. 53–75; cp. Wibling C. Sveriges forhallande till Siebenbiirgen 1623–1648. Lund, 1890, кар. 1. «Gustav II Adolf och Bethlen Gabor», s. 1–37. Cp. сообщение, полученное в 1629 г. в Москве, в Посольском приказе: «Шведский король послал шляхтича Фаренсбаха сквозь голландскую и французскую землю в угорскую [венгерскую] землю к Бетлену Габору для того, чтобы Бетлен Габор Польшу воевал» (ЦГАДА, Дела шведские, 1623 г., стб. 2, л. 72). После смерти Бетлена Габора все эти планы, связанные с Трансильванией, отошли на задний план, зато, говорят авторы «Sveriges krig», «самая опасная угроза окружения Польши пришла из России» и именно Россия отныне заняла первое место в антипольских проектах Густава-Адольфа (Sveriges krig 1611–1632, d. V, s. 223).

ЦГАДА, Дела шведские, 1629 г., стб. 4 (проезд крымского посольства в Швецию); 1630 г., стб. 4 (проезд посольства из Швеции через Москву в мае).

Обещание было дано еще весной 1629 г. (см. выше, с. 197–198), но в феврале 4630 г. в Москве посол Мониер говорил, что Густав-Адольф до настоящего момента «не мог сведать», действительно ли царь «себе в мысли взял» необходимость этой войны, в то время как польский король уже приготовляется. Ответ гласил, что «в мысль себе то царское величество взял крепко» и готовится [«промышляет»] немедля отомстить «польскому королю и всей Посполитой Речи» их обиды и разрушить их злой план, не дожидаясь истечения срока Деулинского перемирия, поскольку «на чем учинено перемирие, того всего польский король вцеле не сдержал» (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 2, лл. 129, 203, 174–175, 243–244).

Wejle С. Op. cit., s. 8. В самом деле, Мониер перед боярами утверждал, например, что «если государь [Михаил Федорович] войны с польским королем не начнет, то государю нашему [Густаву-Адольфу] против цесаря стоять будет тяжело, потому что цесарю помогают испанский король, папа римский и король польский», а боярский ответ, в свою очередь, рекомендовал шведскому королю «выразуметь и взять себе в мысль крепко», что если польский король не будет принужден воевать с царем, то иначе «того ему нельзя учинить, чтоб он от цесаря отстал или цесарю не помогал всяким вспоможеньем» (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 2, лл. 204, 244).

Миссия Лесли была подготовлена переводом в 1629 г. из шведской армии в русскую ряда офицеров; русское правительство само не принимало их, если они не имели направлений от шведского правительства. Среди них в июне приехал племянник Лесли Яков Виммес, сообщивший, что дядя его скоро прибудет, как только вернется из посольства в Англию (ЦГАДА, Дела шведские, 1629 г., стб. 1, лл. 266, 397 и др.). Все это дело началось с того, что Лесли вручил в Стокгольме русскому купцу Глазкову письмо на имя Михаила Федоровича с просьбой выхлопотать ему у Густава-Адольфа отпуск на русскую службу; царская грамота Густаву-Адольфу была послана, и только тогда последний снабдил Лесли лестными рекомендательными письмами и отправил в Россию. Полковник Лесли прибыл в сопровождении (кроме шести слуг) целого штаба; двух капитанов, трех поручиков, прапорщика, писаря и «пушечного мастера», т. е. артиллериста-инженера Юлия Коета, энергично принявшегося за организацию пушечного производства в России. Царь принял Лесли, как только он прибыл в Москву, и щедро одарил его (см. Цветаев Д. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М., 1890, с. 372; Сташевский Е. Смоленская война, с. 70).

В июне — июле 1630 г. уже шел набор в первые два русских полка иноземного строя, отданные в обучение сподвижникам Лесли (см. Сташевский Е. Смоленская война, с. 63–64).

Wfele С. Op. cit., s. 7. Оксеншерна, по-своему комментируя эти указания в меморандуме от 30 апреля 1630 г., так формулирует новые задачи шведской политики в отношении Речи Посполитой: вместо заключения мира — сближение с польскими протестантами и создание «factiones» (группировок) в Польше в интересах Швеции (Handlingar rorande Skandinaviens historia, d. 24. Stockholm, 1840, s. 196–197).

«Прежде чем уехать в Германию, Густав-Адольф предписал остающимся дома, чтобы они стремление к дружбе с соседом на востоке [Москвой] сочетали с бдительностью, простирающейся даже до известной военной готовности» (Sveriges krig 1611–1632, d. V, s. 229).

Вениамин Барон 11 февраля 1631 г. выехал из Москвы в Крым и только 14 февраля 1632 г. проехал обратно через Москву в Швецию в сопровождении нового крымского посла, Муралея Улана, который должен был объяснить Густаву-Адольфу, что воевать с императором крымский хан не может, а, когда у Швеции будет война с Речью Посполитой, охотно пошлет свое войско на польского короля. На обратном пути в 1633 г. татарское посольство было арестовано Московским государством, находившимся уже в войне с Крымом, и только через несколько месяцев отпущено по ходатайству Швеции (ей. ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 5; 1632 г., стб. 3; 1633 г., стб. 9 и 10). Не найдя Густава-Адольфа в Швеции, Муралей Улан с товарищами поехали в Германию. По данным стокгольмского архива, они уже не застали его в живых и вернулись, не получив королевской аудиенции ( Wejle С. Op. cit., s. 10–11), но Хемниц ( Chemnitz В . Ph. Op. cit., Th. I, S. 422–423) описывает, однако, прием этого посольства Густавом-Адольфом под Нюрнбергом 13 августа 1632 г. Пуфендорф сообщает о прибытии в Швецию в 1633 г. татарского посольства через Трансильванию ( Pufendorf S. Op. cit., lib. V, § 109 «Legatio tartarica», p. 129), но, видимо, это ошибка.