Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Мониер не застал Лесли в Москве, но, покидая Москву 7 июня, он заехал будто бы «выпить» к тестю Лесли, Унзингу, проживавшему в Химках (очевидно, вместе с дочерью — женой Лесли). Именно по выезде оттуда и был ограблен отставший возок. Не соблазнил ли Мониер чьего-либо любопытства Как раз в Доме Лесли, демонстрируя тайный царский ответ?

Изложение инструкции, данной Мониеру, см.: Форстен Г . Балтийский вопрос..., т. II, c. 364–366; Wejle С . Op. cit., s. 9.

ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г. cтб. 8, лл. 220–222.

Там же, стб. 7, л. 287.

Там же, стб. 8, л. 88.

Wejle С. Op. сit, s. 9.

Arkiv till upplysning оn svenska krigеns..., historia, d. II, ss. 157.

Ibidem.

Sveriges krig 1611–1632, d. V, s. 229–230.

ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 5, лл. 42, 48.

Еще в феврале новгородскому воеводе было приказано, послав в Ливонию разведчиков под видом купцов, поручить им между прочим «тайно проведывать» в Риге про деятельность Русселя: «что у него учнется делати». По прибытии в Москву состав посольства был поставлен в необычные условия: приставам было приказано всех, кто придет к двору и будет о чем-либо разговаривать с послом или его людьми «отошед от посольского двора», хватать и присылать в Посольский приказ, но «чтоб то послу было не знатно и не сумнительно» (Там же, лл. 15, 120–121).

Любопытна резолюция рукою Филарета Никитича: «Как государь производит, а мне кажется — его не мешкая пропустить: потому как ему без королевского ведома ехать сюда? Чтоб его велеть пропустить не мешкая. А я чаю, что он едет с великим делом» (Там же, л. 45 об.).

Там же, лл. 147–148.

Запись переговоров не сохранилась; она должна была храниться у кн. И. Б. Черкасского, «а в Посольском приказе ни о чем не ведомо, потому что Яков Руссель приезжал с великим и тайным делом» (Там же, лл. 166–167).

Там же, стб. 9, лл. 3–19.

Там же, стб. 10, лл. 5, 29, 48. Позже Руссель предлагал свое посредничество между Московским государством и князем Христианом Анхальтским, который выразил согласие за хорошее вознаграждение стать во главе нанятых Москвою иностранных войск (Там же, 1632 г., стб. 8). Но в это время Смоленская война была уже в разгаре.

Это донесение выслано им из Риги 17 июня и получено Густавом-Адольфом с письмом Оксеншерны (от 12 июля) не раньше конца июля 1631 г. ( Wejle С. Op. cit., s. 24).

26 мая Руссель отплыл на судах из Пскова, прихватив с собой иноходца из царской конюшни и возок, крытый лазоревым сукном, вовсе ему не подаренные, а данные лишь на проезд от Москвы до рубежа (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 5, лл. 187 и сл.).

Wejle С. Op. cit., s. 10.

ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 8, лл. 222, 68.

Там же, л. 68.

Wejle С . Op. cit., лл. 15, 57–58.

Там же, лл. 57, 16.

Императорское посольство в сопровождении польской свиты действительно прибыло на русскую границу в следующем, 1632 г., но не было принято.

ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 8, лл. 19–20, 15–16.

Там же, л. 84.

Там же, лл. 63, 67.

Там же, л. 106.

Там же, л. 85.

Руссель, будучи во второй раз в Москве, взял на себя перед кн. И. Б. Черкасским какие-то обязательства диверсионного или разведывательного характера в отношении Смоленска. В июле и в октябре 1631 г. он сообщал через своего секретаря Вассермана, ездившего от него из Риги в Москву, что «умышленье, которое заведено под Смоленском городом», связанное с применением какой-то тайной «лучевой снасти», приводится в исполнение, по-видимому, с помощью двух доверенных лиц, посланных Русселем к смоленскому воеводе Гонсевскому под предлогом официального запроса от имени Швеции о якобы задержанных в Смоленске шведских военнопленных. Руссель обещал сообщить царю при своем следующем посещении Москвы и о других задуманных им «неминучих» средствах, «чтоб то место Смоленское вашему величеству отдать». Пока что в октябре Вассерман привез точнейшие сведения об укреплениях и гарнизоне Смоленска, о настроениях населения к пользу перехода под власть Москвы, о советниках и личном окружении смоленского воеводы (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г. стб. 10, лл. 3, 30, 34–40, 54–55).

Wejle С . Op. сit., s. 26.

Руссель пишет, что Сигизмунд III 40 лет уже побуждает казаков к набегам на Турцию, и надо, чтобы султан Мурад IV был поставлен в известность об этом. «Я ведаю, — продолжает он, — что ваше царское в-во гораздо ведает, что годно держать тое запорож… они не делали развее… патриарха Кирилла, да и моей, и общее б наше свидетельство привезли к вашему царскому в-ву. И по тому ваше царское в-во рассудит, что не надобно им. объявить никакой статьи про умышленье. И сверх того, если позволит ваше царское в-во, чтоб промышлять день и ночь, чтоб подтвердить войну запорожских казаков, и для того дела посулит им, то помогать будет надобно всякими мерами, что годно к тому, чтоб та война не перестала» (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 3, лл. 28 и 21).

Он обещает «писать про тайные дела, и те дела возвеселят ваше царское в-во, и годно будет, чтоб ваше царское в-во безотступно наводил запорожских казаков, чтоб они…» (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 5, л. 12).

Wejle С. Op. cit., s. 24–26. Переписку Русселя с Москвой по поводу присылки двух уполномоченных см.: ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 5.

Там же, стб. 9.

Там же, стб. 10, лл. 42–43.

Wejle С. Op. cit., л. 29.

Которого, отмечает Руссель в письме, ты, святейший патриарх, «гораздо знаешь» (Там же, л. 2, 7). и три месяца спустя, в следующем письме, посланном с Вассерманом, Руссель снова акцентирует успехи своих сношений с польско-литовскими диссидентами к даже прилагает письмо Льва Сапеги (Там же, л. 83).

Оксеншерна не был посвящен в весь замысел полностью, но достаточно знал о нем, чтобы принимать участие в давлении на Москву по способу «кнута и пряника». Так, в одном из донесений Александра Лесли с дороги в Москву (начало июня) заключительная часть, как нетрудно убедиться из контекста, приписана или самим Оксеншерной или по его указанию: канцлеру шведскому стало точно известно, что польский король и сенаторы решили добиваться заключения со Швецией «вековечного мира», «да они ж на то положили: счастье свое со всею силою над русскою землею искати. А у его кор. в-ва Густава-Адольфа охоты к такому миру нету. А после того, как король шведский взял город Франкфурт, князья и сословия Силезской земли писали к королевскому величеству, чтоб он со своим войском шел в Силезскую землю, а ворота все отворены будут». Выше в тексте донесения также отмечается, что в результате взятия Франкфурта-на-Одере для Густава-Адольфа «силезская, моравская и чешская земля стала отворена», а польский король «ныне бессилен и царскому в-ву можно своему недругу отомстить» (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 10, л. 195–199).