Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Wejle С. Op. cit., s. 19. Руссель выехал из России через Новгород 24 июля 1630 г., 20 августа отплыл из Выборга в Швецию (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 3, лл. 40, 62). См. там же (1630 г., стб. 8) данную ему рекомендательную грамоту Михаила Федоровича к Густаву-Адольфу от 6 июля 1630 г.

Ahnlund N . Op. cit., s. 332.

В своем первом сообщении о переговорах с Густавом-Адольфом (от 29 января 1631 г.) он пишет: «И сверх того я говорил один на один с королевским величеством о том добром деле от вашего царского величества и договорился с ним тайно по вашему произволению и желанию вашему. И только за тем стало, что надлежит наводить и соединачить [организовать] изволение [волю] панов-рады на доброхотение к пре-вельможнейшему Густаву-Адольфу, королю, так же как они желали и хотели покойника блаженной памяти короля Габора, еже волею божиего преставился, тогда как он со своим войском шел в Польшу на исходе 1629 года» (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 3, л. 2).

Бетлен Габор, судя по речи его послов в Москве, рассчитывал на три фактора: 1) военную силу свою и своих союзников; 2) доброжелательное отношение сейма [«панов-рады»] к нему и к идее польско-венгерской унии; 3) рокош, который, по его предположению, со ссылкой на исторические прецеденты, поднимут против своего короля поляки, если он начнет не одобряемую ими войну (ЦГАДА, Дела венгерские, 1630 г., стб. 1, лл. 162–163).

Еще будучи при дворе Бетлена Габора, Руссель выступал как горячий поклонник Густава-Адольфа, определенно ориентировался на него и заключил тайный договор с его послом Страссбургом. Последний снабдил Русселя не только рекомендательными письмами к Густаву-Адольфу, но и полномочиями действовать в Турции и России в интересах Густава-Адольфа и от его имени ( Wejle С. Op. cit., s. 12–13).

Wejle С . Op. cit., s. 12–16.

Wejle С. Op. cit., s. 19–33.

См. Theatrum Europaeum, t. II, p. 571–572.

Wejle C . Op. cit., s. 64–65.

Ibid., s. 39.

См. анализ конечных целей похода Густава-Адольфа в Германию в кн.: Ahnlund N. Op. cit., s. 393–401. Для характеристики этих целей еще никем не привлекалась следующая фраза из неопубликованного письма Густава-Адольфа к Михаилу Федоровичу из Штеттина от 21 июня 1631 г. (в переводе Посольского приказа): «А что ваше царское величество держит к нашему королевскому величеству добрую надежду, чтоб наше королевское величество вашему царскому величеству против польского короля помогал, то, хотя еще и не вся немецкая земля под наше королевское величество поддана, однако, мы нашу королевскую великую дружбу и любовь к вашему царскому величеству показать хотим»; следует разрешение нанять 5 тыс. солдат в Померании, Мекленбурге и Пруссии для войны с Польшей, провезти их через Швецию, беспошлинно вывезти закупленное оружие и пр. (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 4, л. 133).

Arkiv till upplysning от svenska krigens… historia, d. II, s. 157.

Это подтверждается наказом, данным позже русским послам Пушкину и Горихвостову, отправленным в 1632 г. в Швецию для заключения союза (см. ниже, гл. VI и VIII).

Это предположение основано на том, что в другом случае появления таких же «вестей», вскоре после данного случая, нити ведут прямо к Русселю: в феврале 1631 г. он прислал из Дерпта на русскую заставу возле Пскова человека для передачи письма на имя Михаила Федоровича, и этот человек подробно рассказал на заставе о числе и расположении литовских войск, которые, по его словам, вскоре должны были уже начать наступление на Псков под командованием Владислава. На этот раз московское правительство приказало послать за рубеж двух-трех разведчиков под видом купцов для проверки «литовских вестей» и вскоре получило успокоительные сообщения о ложности всей этой информации (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 5, лл. 2–5, 14–15, 21–22).

Сташевский Е. Смоленская война, с. 283.

Судя по особой грамоте Густава-Адольфа к Михаилу Федоровичу от 28 февраля 1631 г. (из Альтенштадта в Померании), Лесли даже написал Густаву-Адольфу, что его в Москве не используют и низко оплачивают; Густав-Адольф просит или назначить Лесли то же содержание, какое получают в шведской армии другие полковники, или отпустить его, «потому что здесь в цесарской области [в Германии] нашему кор. в-ву разумные полковники в службе годны» (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г. стб. 8, л. 51). Из столбца Посольского приказа видно, что еще до получения этой грамоты дело Лесли вдруг сдвинулось с места во второй половине декабря 1630 г. По просьбе кн. И. Б. Черкасского Лесли 21 декабря, на основе предшествовавших переговоров, представил докладную записку; 30 декабря последовало распоряжение царя и патриарха изготовить, исходя из нее, все необходимые документы для миссии Лесли (ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 10, л. 1–13).

ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 3, лл. 1–6, 29–30. Письмо Русселя ошибочно датировано январем 1630 г. вместо 1631 г.

О Шютте и его деятельности в качестве шведского губернатора Лифляндии см.: Liljedahl R. Svensk forvaltning i Livland 1617–1634. Uppsala, 1933, кар. XI, s. 524–539.

ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 9, лл. 46–47.

Там Же, лл. 96–106. Тут же сообщается о прошлогодней посольстве от султана Мурада IV, известившего, что «на весну» посылает на польского короля большое войско, «а нам бы стоять с ним на польского короля заодин» (л. 108), Приблизительно тот же текст содержится и в письменной грамоте Михаила Федоровича к Густаву-Адольфу (Там же, лл. 137–145).

ЦГАДА, Дела шведские, 1630 г., стб. 10, лл. 51–69 (грамота к Христиану IV), 70–85 (грамота к Карлу I), 86–97 (грамота к Фридриху-Генриху Оранскому), 98–111 (грамота к Нидерландским штатам). Все грамоты, как и к Густаву-Адольфу, датированы 29 Января 1631 г.

Wejle С. Op. cit., s. 18.

Описывая положение Швеции весной 1631 г., Бург Сообщает: «Польский Король, связанный договором со шведским королем и не имей возможности ничего предоставить императору, не пожелал выступить, но все-таки позволил императору навербовать в свеем королевстве сколько угодно войск» (De belle suecico, 1633, р. 134).

Ср. протокол шведского Государственного совета от 26 января 1631 г. об отправке Мониера в Москву (Svenska riksradets protokoll (Handlingar rorande Sveriges historia, 3 serien), d. II, 1880, s. 53).

ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 8, лл. 228–229.

Приехав в Москву, Мониер сообщил приставам, что, кроме явных дел, «есть с ним речь к государю тайная»; поэтому ему предложено было на публичном приеме у царя ничего но говорить, а прислать свою речь в письменном и запечатанном виде. Тайно был ему вручен и царский ответ, не известный никому даже в Посольском приказе, кроме самого думного дьяка (Ф. Ф. Лихачева), у которого «в тайном посольском столпу», не дошедшем до нас, был подклеен текст этого ответа (см. ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 7, лл. 140, 189). Отметим, что какие-то неведомые нам силы пытались и сумели проникнуть в тайну этого ответа: лл. 269–282 указанного столбца повествуют о том, что по выезде из Москвы, в Химках, возок того члена посольства Мониера, который вез документы, был ограблен, а через несколько дней все документы, запечатанные и завернутые в «попону», были подброшены на дорого и доставлены нашедшим их крестьянином в Москву в Посольский приказ; специальный гонец повез их вдогонку за Мониером.