Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

По мере того, как на Востоке снова очерчивался опасный образ Московского государства, тревога Империи, в первую очередь восточногерманских князей-протестантов, и их давление на общеимперскую политику усиливались. В 50-х годах XVI в. Иван IV расправился с Казанским и Астраханским ханствами — обломками Золотой Орды — и тем развязал себе руки для возобновления борьбы на Западе. Уже в 1551–1553 гг. он встревожил Германию нескрываемыми приготовлениями к возобновлению войны с Ливонией, или, вернее — за Ливонию, за выход к Балтийскому морю. Турецкие силы, как мы знаем, в 1551 г. тоже возобновили свое наступление на Европу. На германском горизонте возникла угроза одновременного русско-турецкого давления. В этой предгрозовой атмосфере князья-протестанты и произвели с французской помощью свой последний решительный нажим на Карла V, завершившийся его отречением и распадом Империи.

Иными словами, одной из причин крушения габсбургской всеевропейской державы явилась необходимость для «Центральной Европы», составлявшей существенную часть этой державы, перенести акцент своей внешней политики с запада на восток. Крушение державы Карла V, собственно, и состояло в том, что «Германия» (в широком и условном смысле слова) вышла из ее состава. В свою очередь, Германия имела эту возможность выделиться из всеевропейской полицейской державы по той простой причине, что именно в Германии революционная опасность была на известный срок устранена кровавыми оргиями 1525 г. Держава же после 1556 г. продолжала существовать и нести свои прежние реакционные социально-политические функции, но только размеры ее сильно сократились: это была монархия Филиппа II Габсбурга, государя Испании, Италии, Нидерландов и обширных заокеанских колоний, претендента на английскую и французскую короны, «демона всех западных стран», как его называли, не обладавшего императорским титулом, но игравшего роль «универсального» главы и вождя всеевропейской католической реакции. А обособившаяся Германия (с прилегающими землями), т. е. «Империя» в узком смысле слова, доставшаяся Фердинанду I Габсбургу, почти так же полно погрузилась на ближайшие десятилетия в восточную политику, как прежде, при Карле V, она была поглощена политикой западной.

То, что принято называть «веротерпимостью» первых императоров после Аугсбургского религиозного мира 1555 г. — Фердинанда I и Максимилиана II, — точнее было бы назвать гегемонией лютеранских княжеств Северной и Северо-Восточной Германии в политической жизни Империи и преобладающим влиянием этих князей на императоров, хотя последние и оставались по вероисповеданию католиками. Императорская власть в значительной степени ориентируется теперь на интересы лютеранских князей, а признанный глава лютеранской партии саксонский курфюрст Август, со своей стороны, систематически поддерживает политические мероприятия императоров. Этот блок, несомненно, связан с тем, что в центре внимания Империи как целого стоят восточноевропейские дела, наиболее непосредственным образом касающиеся восточногерманских князей-протестантов.

Сущность же восточноевропейской политики Империи в 1556–1582 гг. сводится, во-первых, к ожесточенной борьбе с «московской опасностью», во-вторых, к затухающей борьбе с «турецкой опасностью», в-третьих, к постепенной замене традиционного соперничества с Полыней — тесным и устойчивым сближением с ней. Главным стержнем, вокруг которого развертывалась эта политика, была так называемая Ливонская война, начатая в 1558 г. вторжением Ивана IV в Ливонию [19] Форстен Г. В . Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях, т. I. Борьба из-за Ливонии. СПб., 1893; Королюк В. Д. Ливонская война. М., 1954. . Эта война была мощной попыткой России прорвать своеобразную блокаду, которая накрепко изолировала ее от европейской цивилизации и обрекала на всестороннюю отсталость, в том числе и военную. Этот режим блокады, понемногу складывавшийся на протяжении столетий, достиг полной зрелости в ту самую эпоху, когда на западе существовала держава Карла V: этот режим блокады был необходимым скрытым условием ее существования, прикрытием ее восточного тыла, крепким засовом, лишавшим Московское государство возможности бросить свою потенциальную мощь на весы европейской политики. Современники приписывали именно Карлу V установление торговой блокады Московии. Несколько десятилетий спустя (в 1584 г.) Рудольф II писал Ивану Грозному, что не может отменить запрещение вывозить в Московию какое-либо военное снаряжение, так как «сие запрещение установлено еще при Карле V и Фердинанде I с общего согласия всех Римской империи чинов» [20] Бантыш-Каменский Н. Обзор внешних сношений России, т. I. М., 1894 с. 12. . Что барьер опирался именно на Империю, видно и из того, что главным его звеном была Ливония — имперский лен. Ливония особенно жестоко и осуществляла блокаду. Естественно, что именно на Ливонию и обрушился в 1558 г. хорошо подготовленный удар Ивана Грозного. Ливония буквально рассыпалась на куски, и русские войска очень скоро уже владели выходом в Балтийское море через порт Нарву и угрожали Ревелю.

Теперь германский император Фердинанд I принужден был официально санкционировать то, что фактически делалось при его предшественниках: объявить полную торговую блокаду Московского государства. В сущности это было почти равносильно объявлению Империей войны Московскому государству.

На рейхстаге в Аугсбурге в 1559 г. восточногерманские князья настаивали на том, чтобы оказать Ливонии открытую вооруженную помощь, но противоречия интересов отдельных групп германских княжеств и городов сорвали эти предложения.

Однако если не военными действиями, то своей политикой Империя во время Ливонской войны выполняла роль главного противника Московского государства [21] Особенно после заключения австро-турецкого мира 1568 г. До этого времени сложная международная обстановка, в первую очередь наличие «турецкой опасности», обусловила существование в Империи не только «антимосковских», но и «промосковских» настроений (см. Греков И. Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв.; Доннерт Э. Россия и балтийский вопрос в политике Германии 1558–1583 гг. — «Исторические записки», т. 76. М., 1965, и др.) ( Ред .). . Она совместно с папской курией энергично содействовала в 1569 г. объединению Польши, Литвы, а затем и большей части Ливонии в единое государство.

В 1568 г. император Максимилиан II сумел заключить с султаном Селимом II (начавшим в 1566 г. новую войну против Австрии) мир, признав себя данником султана. Этот мир направил агрессию Турции и Крымского ханства на Московское государство [22] Крымско-турецкий поход на Астрахань 1569 г. ( Ред .). . Одновременно имперская дипломатия добилась прекращения Северной семилетней (датско-шведской) войны 1563–1570 гг.), что дало возможность Швеции активно вмешаться в борьбу за Ливонию.