Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Даже торговые сюжеты [182] Торговая сторона этих переговоров освещена в исследовании Г. Иордания «Очерки из истории франко-русских отношений конца XVI и первой половины XVII в.», ч. I–II. Тбилиси, 1959. Деэ непосредственно связывал с международными политическими проблемами. Главный источник финансового могущества Австрийского дома, говорил он, это морская торговля Испании с Востоком. Если бы французские купцы получили разрешение ездить на Восток (в Персию) сухопутным путем, через Московское государство, Габсбурги лишились бы своих доходов, которые достались бы целиком Московскому государству и Франции. «Надобно унять и помешать, чтобы князья австрийские от восточной торговли прибыли себе не чинили, а то мы заметили, что они теми прибыльными деньгами, которые в прошлом году собрали, многих ратных людей наняли и на помощь к польскому королю послали против шведского короля, и если им государь [московский] в восточной торговле помешать не велит, они и впредь польскому королю помогать будут. И лучше б было, чтоб от восточной торговли государю [московскому] прибыль вышла, нежели недруги его тем обогащались». А стоит ему разрешить свободный проезд в Персию французам, французское государство «начнет Австрийский дом теснить и торговлю его восточную отымет, и у них силы убудет, и польскому королю помогать они не будут» [183] ЦГАДА, Дела французские, 1629 г., кн. 2, лл. 178, 156. .

Помимо общности врагов, Франция и Московское государство связаны и общностью друзей. Деэ разъяснял дружественные отношения французского короля с Англией, Голландией и Данией. Особенно же подчеркивал он дружбу Франции со Швецией и с Турцией. Деэ отметил, что он по пути был прекрасно принят Густавом-Адольфом. В царской помете на докладной Деэ, врученной боярам, специально предписывалось уточнить, чем «французский [король] помогает шведскому». И Деэ привел число солдат, будто бы уже посланных из Франции в помощь Густаву-Адольфу в прошлом году и намеченных к отправке в нынешнем. Но о особой многозначительностью Деэ говорил о франко-турецкой и русско-турецкой дружбе. Французский король — «турецкому султану друг… и царскому величеству турецкий султан друг же»: французский посол и сейчас живет в Константинополе, и Людовик XIII «наказал послам своим, чтоб они русским людям и православным [гречанам], которые при них будут в Цареграде, во всяких делах помогали и всякую добрую помощь им чинили», и Людовик XIII готов поручить своим послам в Константинополе всякую иную услугу, какую захочет царь» [184] Там же, лл. 225–226, 161, 176–177. .

Этот упор на турецкую проблему был, по-видимому, не случаен. Именно после этих слов Деэ неожиданно прервал свою речь перед боярами (при первой встрече) и, согласно записи, «помолчав немного, говорил, что наказано ему говорить и о иных делах, только ныне не говорит для того, что вскучно им, боярам» [185] Там же, л. 162. . Нетрудно догадаться, что инструкция предписывала Деэ, как это часто делалось, изложить сначала часть предложений и лишь в том случае, если они будут охотно приняты, переходить к самым сокровенным делам и самым откровенным разговорам. Намек, сделанный Деэ, вызвал, видимо, две царские пометы, вписанные рукой думного дьяка Ефима Телепнева: «Царское величество с государем их [французским] в дружбе, и в любви, и в соединении хочет быть, а как тем статьям быть — и того допросить»; «государь и патриарх [186] Филарет Никитич ( Ред .). указали посла допросить, что дружбе и совету и соединению [французско-русскому] укрепление чем-то укрепить» [187] ЦГАДА, Дела французские, 1629 г., кн. 2, лл. 168, 179. . Но торговые переговоры уперлись в вопрос о разрешении католического богослужения для французских купцов. Деэ не мог догадаться, что московское правительство все же примет в последнюю минуту его программу-минимум [188] См. ниже. , не проявил достаточно дипломатической дальнозоркости и так и уехал, не досказав того, что ему было поручено.

Что же еще поручил Ришелье своему послу предложить в Москве? На основании документов Стокгольмского архива Форстен говорит, что задачей Деэ де Курменена в Москве было «предложить Михаилу Федоровичу соединиться с Бетленом против Польши и императора» [189] Форстен Г. Указ, соч., т. II, с. 278. . Это вполне согласуется с многозначительным подчеркиванием послом турецкой проблемы, ибо Бетлен Габор, государь Трансильвании и части Венгрии, находился тогда в своего рода вассальной зависимости от турецкого султана, и без благосклонного отношения Турции такой союз был бы невозможен. Ришелье уже знал решение Московского государства вступить в союз со Швецией. Следовательно, можно предположить, что Ришелье имел грандиозный замысел охватить Империю с севера, востока и юга сплоченным полукольцом своих союзников: Англии, Голландии, Дании, Швеции, Московии, Турции, Трансильвании — все они были, кстати, враждебны католицизму, хотя и по-разному. Важной частью этого полукольца на востоке должна была бы явиться военная коалиция Швеции, Московии, Турции и Трансильвании.

Такое предположение подтверждается появлением в Москве в мае 1630 г. видного французского аристократа Шарля де Талейрана (предка знаменитого дипломата Талейрана и брата известного графа Шале, казненного Ришелье) с соответствующими предложениями. Правда, он приехал в качестве трансильванского, а не французского посла. Но вполне вероятно, что Ришелье пред-видел недоверие в Москве к предложениям католической Франции и возможную неудачу миссии Деэ на этой почве и поэтому одновременно направил другого посла через посредство Трансильвании. Подобные приемы Ришелье применял и в сношениях с недоверчивой протестантской Швецией, действуя, например, через Бранденбург. Талейран, по пути в Москву и возвращаясь через пять лет из России (где он, как увидим, подвергся аресту), говорил своим попутчикам, что был послан в Трансильванию, Турцию и Московию французским королем [190] Донесение пристава Лопухина. — ЦГАДА, Дела венгерские, 1630–1631 гг., стб. 1, л. 10. Олеарий Адам . Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906, с. 60–61, 183–184. . Достаточно показательно также и то, что французское правительство энергично вызволяло его из плена, но при этом скрывало свое участие и в 1631 г. добилось писем к Михаилу Федоровичу от английского короля и голландского штатгальтера. Только в 1635 г. было направлено ходатайство и от имени самого Людовика XIII.

Судя по некоторым заявлениям Талейрана [191] ЦГАДА, Дела венгерские, 1630–1634 гг., стб. 1, лл. 166, 10 и др. и по наличию в его бумагах текста англо-французского мирного договора, можно предположить, что из Франции он был отправлен в то же самое время, что и Деэ де Курменен. Ко двору Бетлена Габора одновременно с ним прибыл Жак Руссель со сходными политическими проектами [192] Густав-Адольф еще в 4626 г. в одном из писем к Бетлену Габору, которое было перехвачено поляками, развивал мысль о необходимости совместного выступления Швеции, Трансильвании, Московского государства и крымских татар (вассалов Турции) против Польши и Габсбургов (см. Форстен Г. Указ, соч., т. II, с. 204). , и Бетлен Габор отправил их обоих в качестве своих послов для ответственнейших переговоров в Турцию, Московию и Швецию.