Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Этот лифляндско-курляндский хлеб и представляется нередко единственным источником «чрезвычайных доходов» шведской казны от хлебных спекуляций. Только шведские историки, изучавшие архивы, указывают и другой источник: русский хлеб, вывозившийся через Архангельск. Так, по словам Кронхольма, Густав-Адольф для выполнения своих военных задач производил спекуляции лифляндским и русским хлебом в Голландии [236] Cronholm A . Op. cit., S. 138. . Однако эти два источника — остзейский и русский хлеб — не дифференцируются сколько-нибудь точно, да и общие цифры, характеризующие хлебные операции шведов в Голландии, отличаются крайней неполнотой и носят скорее иллюстративный характер. По-видимому, шведские архивы не обладают полной документацией, освещающей весь ход хлебных операций [237] Показательно, что в 1634 г. шведские послы Шейдинг, Флеминг и Гюлленшерна, прибывшие в Москву для важных переговоров, связанных с хлебными закупками (см. ниже), не получили никаких точных цифр от своего правительства о размерах и цене хлебных закупок за прошлые годы и принуждены были поэтому просить составить для них соответствующую выпись из дел московских приказов (см. ЦГАДА, Дела шведские, 1634 г., стб. 2). , и историк принужден опираться преимущественно на разрозненные отчеты шведских факторов в Голландии, осуществлявших заключительную фазу — продажу и подсчитывавших при этом чистый барыш от каждой данной партии зерна. Кронхольм приводит из этих отчетов за 1630 г. несколько цифр чистого дохода (по пунктам доставки хлеба и получения денег), причем суммирование даже этих довольно случайных цифр дает внушительный итог — свыше 500 тыс. риксдалеров — и замечает: «Перечисленные доходы были единственным, чем Густав-Адольф мог укрепить кредит, к которому он должен был прибегать для того, чтобы обеспечивать содержание армии: оплачивать расходы по вербовке, жалованье и перевозку солдат» [238] Cronholm A. Op. cit., р. 140–182. . Но русскому хлебу Кронхольм отводит в этих операциях второстепенное место сравнительно с остзейским. Неосновательность такого представления легко доказать, даже не прибегая к русским источникам.

Правда, сколько именно хлеба вывозило шведское правительство из Риги и Ревеля, установить нельзя, так как на этот хлеб, предназначенный «для шведской армии», не начислялось никакой пошлины, и поэтому архивы Риги и Ревеля не сохранили цифр хлебного экспорта за интересующие нас годы. Но мы знаем, что до установления шведской монополии из этих двух городов экспортировалось ежегодно около 13–14 тыс. ластов зерна [239] Bienemann F. Ueber Rigas erste Deputation nach Stockholm. Riga, 1894, S. 19. Рига ежегодно вывозила 200 тыс. тонн (амстердамский ласт равнялся 22,39 рижской тонны), Ревель — 120 тыс. тонн (амстердамский ласт равнялся 24,66 ревельской тонны). и что рижане жаловались на сильное падение хлебного экспорта при шведской монополии. Падению экспорта должны были способствовать и низкие цены, по которым хлеб тут монопольно скупался, и, в особенности, затруднения в доставке сюда польского хлеба, который, по-видимому, составлял немалый процент прежнего экспорта; что касается русского хлеба, то он тем более почти не просачивался в то время остзейским транзитным путем [240] Ср. Soom A. Op. cit. . Наконец, из того количества остзейского хлеба, которое шведам удавалось все же скупить, известная часть использовалась в натуре для покрытия потребностей шведской армии, расположенной в Ливонии, Пруссии, Померании, ибо именно из остзейских портов ее было проще и дешевле всего снабжать продовольствием. Следовательно, навряд ли шведы могли вывозить на голландский рынок более 5 тыс. ластов остзейского хлеба, что никак не дало бы им и половины той цифры чистого дохода (свыше 500 тыс. талеров), которая сама, как мы отметили, в высшей степени неполно отражает действительность.

Итак, следует попробовать выяснить с помощью русских архивов действительную долю русского хлеба в спекулятивных операциях Швеции в первые годы ее участия в Тридцатилетней войне. Следует совершенно отделить вопрос о спекуляциях русским хлебом от вопроса о спекуляциях остзейским хлебом: ведь к дешевому остзейскому хлебу Швеция имела доступ на правах завоевателя, а дешевый русский хлеб получала на каких-то совсем иных основаниях.

И действительно, предоставление московским правительством шведскому королю русского хлеба было не чем иным, как военной субсидией, по существу аналогичной французской субсидии, но только облеченной в своеобразную товарную форму, что и скрыло ее от глаз исследователей. Единственный русский историк, обративший внимание на этот факт, К. Якубов, ограничился, к сожалению, несколькими словами. Густав-Адольф, говорит он, «извлекал значительные выгоды» из политической близости с Москвой. «Он ходатайствовал нередко, ссылаясь на недостаток хлеба в Швеции, об отпуске русского хлеба по казенной цене. Хлеб этот затем перепродавался его агентами в Голландию, а прибыль шла на подкрепление тощих финансов Швеции. Таким образом Тридцатилетняя война в известном смысле велась на русские деньги» [241] Якубов К. И. Россия и Швеция в первой половине XVII века. — Чтения в Обществе истории и древностей российских. М., 1897, кн. 3, с. IX. . Е. Сташевский, изучавший организацию иностранных хлебных закупок в России при Михаиле Федоровиче [242] Сташевский Е. Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича, ч. I. Киев, 1913, с. 277–294. , никак не объяснил шведских привилегий и не заметил западноевропейского значения этих фактов.

Русский хлеб мог выполнять роль денежной субсидии по двум причинам: во-первых, он стоил значительно дешевле, чем в Западной Европе, и поэтому перепродажа его на западноевропейском рынке означала извлечение крупной денежной разницы; во-вторых, он принадлежал к «заповедным товарам», составлявшим царскую внешнеторговую монополию, и мог быть представлен той или иной союзной державе в большем или меньшем количестве по большей или меньшей цене — по воле московского правительства.

Как было отмечено выше, новая волна «революции цен» в Западной Европе, поднимавшаяся в течение 20-х годов XVII в., достигла апогея к началу 30-х годов. В частности, цены на хлеб во всей Западной Европе, отражавшиеся, как на точном барометре, на амстердамской международной хлебной бирже, обнаруживают, несмотря на колебания, явную тенденцию к росту в 1620–1625 гг. и уже лихорадочное повышение в 1626–1630 гг. [243] Nandi W. Op. cit., р. 353–363. Тридцатилетняя война на первых порах не могла не вызвать этого обострения «революции цен». Американское серебро, хоть отчасти запруженное в Испании в предшествовавшие годы, снова широко хлынуло в Европу через раскрывшиеся настежь шлюзы испанской казны и другими каналами, в том числе через посредство голландских корсаров, захватывавших в океане испанско-португальские галеоны с американскими и восточными сокровищами [244] В делах Посольского приказа имеется перевод голландской листовки (изданной в Амстердаме в 1628 г.), содержащей подробный перечень гигантской добычи, захваченной в одной из таких операций (ЦГАДА, Дела шведские, 1629 г., стб. 2, лл. 99–109). . Колоссальный размах военного наемничества привел к резкому увеличению числа покупателей, т. е. покупательной способности европейского рынка и спроса, прежде всего на предметы питания, при одновременном сокращении сельскохозяйственного производства из-за разорения деревень, истребления части крестьян, ухода крестьян в армию и в города. В 1625 — начале 1626 г. произошел разрыв торговых отношений Испании с Францией, Англией и Голландией, что способствовало глубокому денежному кризису в 1626 г. во всех этих странах. Одновременно шведско-польская война в Ливонии, возобновившаяся с 1625 г., и вторжение шведов в Пруссию в 1626 г. лишили европейский рынок значительной части того восточноевропейского (польского, остзейского, прусского) хлеба, который раньше питал через посредство голландцев страны Западной и Южной Европы, включая Италию, Испанию и Португалию. Этой закупорке балтийского торгового бассейна способствовали не только шведы, но также испанцы, настаивавшие перед союзной Польшей на прекращении продажи ее хлеба голландцам, и Валленштейн, запретивший в 1627 г. какой бы то ни было вывоз хлеба из Прибалтики [245] Forster F. Albrecht von Wallensteins ungedruckte Briefe, Bd. I. Berlin, 1828, № 75, 84, 128. . В результате всего этого Западная Европа вступила в период голода и баснословно высоких хлебных цен, продолжавшийся ряд лет, тогда как в отрезанных областях Восточной Европы, лишившихся сбыта, наблюдалось даже падение хлебных цен, именно начиная с 1625–1626 гг. [246] Даже данцигские хлебные цены обнаруживают некоторое понижение при одновременном быстром повышении амстердамских хлебных цен (см. Кордт В. Указ, сон., с. CLXXVI–CLXXIX).