Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

И каратэ, и дзэн-буддизм, и бонсай — изобретения китайские. Однако японских заимствований в европейских языках больше, чем китайских. Можно говорить о том, что пищевод японской культуры очень физиологично устроен — на выходе получается лучше, чем на входе. Но вообще-то это оттого происходит, что японцы за последние столетия научились хвастаться лучше китайцев.

Когда в 1274 году монголы напали на японцев в первый раз, то последние были очень возмущены невоспитанностью первых. Вот, предстоит битва, японский воин выезжает на своем коне и произносит такой монолог: «Я — Дзиро Такасигэ, правнук Нагасаки, в монашестве Энги, из рода Такатоки, бывшего правителем в Сагами, потомка в тринадцатом колене Садамори — главы рода Тайра, потомка в третьем поколении принца Кацурабара — пятого сына…»

И тут из-за кустов монгольская стрела вылетает и — бац! — прямо в сердце.

Поэтому, когда монголы в 1281 году напали на японцев во второй раз, со стороны самураев никакой похвальбы уже не наблюдалось. Они оставили ее для гражданских войн.

В конце XVII века в Эдо появились магазины, специализировавшиеся на торговле золотыми рыбками. Они стоили весьма дорого. Знаменитый бытописатель этих времен Ихара Сайкаку сообщает, что за одну рыбку размером около 30 сантиметров провинциальные самураи, желавшие привести на родину нечто выдающееся, платали цену, эквивалентную стоимости 5–7 коку риса (1 коку риса весит около 150 килограммов).

На горе Ёсино стоял храм. Он назывался Амабэ-но Минэ. В правление государыни Абэ в этом горном храме жил досточтимый монах. Он ревностно шествовал путем Будды. Когда тело его устало и силы покинули его, так что он не мог ни встать, ни сесть, ему захотелось поесть рыбы. Он сказал ученику: «Хочу рыбы. Принеси и напитай меня». Ученик выслушал его, отправился на берег моря в провинции Кии, купил там восемь свежих кефалей, положил их в ящичек и пошел обратно.

По дороге он встретил трех знакомых ему дарителей храма. Они спросили: «Что ты несешь?» Отрок отвечал: «Это „Сутра Лотоса“». Но из ящика капала вода и пахло рыбой. Миряне усомнились, что там сутра. Вскоре они расположились на отдых неподалеку от рынка Ути, что в провинции Ямато. Миряне настаивали: «У тебя не сутра, а рыба». Отрок отвечал: «Это не рыба, а сутра». Тогда миряне заставили его открыть ящик. Справиться с ними отрок не смог. Когда открыли ящик, там оказалось восемь свитков «Сутры лотоса». Увидев сутру, миряне испугались и скрылись в недоумении.

Один из мирян затаил подозрение, и, желая узнать истину, незаметно прокрался вслед за учеником. Отрок же пришел в храм и рассказал учителю все как есть. Выслушав его, монах удивился и возликовал — ведь само Небо защитило его. Потом монах съел рыбу. Тогда увидевший это мирянин распростерся на земле и сказал монаху: «Даже рыба превратилась в „Сутру лотоса“ — ведь она предназначалась святому. Я глуп и зол, не знаю закона кармы, доставляю людям беспокойства и страдания. Прошу тебя: отпусти мне грехи. Теперь я буду почитать тебя за своего учителя, стану преклоняться перед тобой и совершать приношения». После случившегося он стал главным дарителем храма и совершал монаху приношения.

Верно говорю — закон Будды спасает тело. Что до еды, то даже яд он превращает в сладкую росу, даже поедание рыбы грехом не становится. Рыба превращается в сутру, Небо откликается, Путь приходит в порядок. Случаются и такие вот чудеса.

Давным-давно, через много лет после того, как был построен верхний храм Идзумо, что к северу от дворца государя, главная молельня храма покосилась, но только никто и не думал поправить ее. Настоятель храма проживал неподалеку. Звали его Дзёкаку. Он был сыном прежнего настоятеля. Поколение за поколением здесь сменялись настоятели, которые женились и заводили детей. Мало-помалу храм разрушался и пришел в ветхость. Когда великий учитель Дэнгё находился в Китае и выбирал место, чтобы основать школу Тэндай, ему послали картину с изображением этого места. Он спросил: «Какое из трех мест предпочтительнее — гора Такао, гора Хиэй или же этот храм?» Ему ответили: «Место храма Идзумо — превосходное. Но монахи там, похоже, круты нравом». И потому Дэнгё отказался от своего намерения. Место это было очень почитаемым. Но как-то так получилось, что оно пришло в запустение.

И вот привиделось Дзёкаку во сне, как пришел его отец, прежний настоятель. Был он очень стар, опирался на посох. И сказал отец: «Послезавтра в час овцы подует страшный ветер, храм разрушится. А я сам переродился в теле сома трех локтей длиной и обитаю под черепицей этого храма. Не пошевелиться, воды мало. Место узкое, темное. Пришлось мне хлебнуть горя и страданий. Как храм станет разваливаться и рухнет, я выползу на двор. Мальчишки захотят меня убить. Тогда я подползу к тебе. Не дай мальчишкам бить меня, а выпусти в реку Камо. Там мне будет привольно. Стану плавать в большой воде и наслаждаться». Проснулся Дзёкаку и рассказал людям про сон. Но никто ничего не понял. Тут и солнце зашло.

Настал означенный день и в конце часа быка небо внезапно заволокло тучами, поднялся ветер. Да такой, что деревья ломало, дома рушило. Люди в страхе дома латают, да только ветер все сильнее и сильнее. Все дома в деревне разрушило. В поле и в горах бамбук и другие деревья поломало. А храм и вправду в час овцы под ветром рухнул. Столбы сломались, крышу сорвало. На досках под крышей скопилась за много лет дождевая вода, в ней плавало немало больших рыб. Люди стали рыбу по бадейкам раскладывать. Тут на двор и сом выполз. Как и обещал, подполз к Дзёкаку. Да только Дзёкаку, увидев огромную рыбину, обо всем от радости позабыл и мотыгой его по голове оглоушил. Потом позвал старшего сына, чтобы сома забрал. Но мальчишке было не поднять огромную рыбину. Тогда Дзёкаку разрубил ее серпом вдоль жабер. Сын куски завернул и отнес домой. Затем Дзёкаку разделался и с остальными рыбами. Сложил их в бадью, отдал женщинам и вернулся к себе в обитель. Жена огорченно сказала ему: «Не иначе это и есть тот сом, которого ты видел во сне. Зачем ты его сгубил?» — «Не я, так другие. Покойный отец только обрадуется, что потомки, а не сторонние люди, его кушают». Рыбину разделали, сварили и стали есть. «Какой-то странный вкус. Отчего бы? Вкуснее, чем другие сомы. Оттого ли, что это мясо покойного настоятеля? Подлей-ка супчика!» Дзёкаку уплетал рыбу за обе щеки. Но тут большая кость встала у него в горле — никак не достать. Дзёкаку мучился-мучился, да и помер. А жена перепугалась так, что никогда уж сома не ела.