Александр Мещеряков - Книга японских символов. Книга японских обыкновений

Есть такое стихотворение.

Не все живые существа безжалостны, но люди, которые видят добро, и не помнят добра, подобны деревяшкам и камням. Говорят, что сострадательные супруги дают клятву на две жизни. Это, воистину, желанно. Урасима стал журавлем на горе Хорай [23] Гора на острове, где обитают бессмертные. . Черепаха же под своим панцирем прожила десять тысяч лет.

Когда нужен пример того, что радостно, рассказывают о журавле и черепахе. Людям говорят: будьте сострадательны, ведь сострадательный человек в будущем обретет счастье. Урасима Таро явился милостивым божеством Урасима в Танго, спасает души людей. Черепаха тоже стала в том же самом месте божеством — покровителем супругов. Это пример того, чему радуются!

Рыба, как я уже говорил, имела колоссальное значение в обеспечении населения архипелага пищевыми ресурсами. Но вот значимость рыбы в японской «духовной» культуре — намного меньше, чем можно было бы ожидать. Дело в том, что культура, которую мы называем «японской» — это культура земледельцев, которые считали рыбаков людьми второсортными. Потому-то земледельцы и их правители мало интересовались рыбаками, японские писатели тоже почти не писали о них. Правда, торговцы рыбой становились предметом изображения и насмешек. Сами же рыбаки плохо владели грамотой и предпочитали передавать свои верования и рассказы устно. Так сложилось, что морскую рыбу в Японии ели весьма охотно, но общенациональных символов из нее не получилось. Символами стали пресноводные рыбы — карп и сом, например. В более позднее время к ним добавились золотые рыбки, прародители которых тоже плавали в недосоленной богами воде.

Карп считался в Японии рыбой особой. Когда обитатели далекого от моря средневекового Киото говорили просто «рыба», они всегда имели в виду именно пресноводного карпа. По своему вкусу, а главное по связям с национальными обрядами и особому отношению к персоне императора, карп занимал исключительное положение. Кэнко-хоси с иронией и почтением свидетельствовал: «В тот день, когда мы едим суп из карпа, наши волосы не бывают растрепаны. Это очень липкая рыба — ведь из нее делают клей. Карп очень благороден, так как из всех рыб только одного карпа можно разделывать в высочайшем присутствии» (перевод В.Н. Горегляда).

Дело в том, что поведение японского императора определялось множеством обычаев и табу. Так, в частности, императору не было разрешено видеть (не путать с кушать!) умерщвление живых существ. Но, как мы видим, карп оказался исключением.

Среди океанских рыб в старину больше всего ценился морской окунь, карп считался «королем» пресноводных. До сих пор карп является украшением изысканного праздничного стола. Причем зачастую слово «украшение» следует понимается буквально, поскольку в продолговатой тарелке выставляется тушка только что выпотрошенного карпа, который смотрится совершенно живым. Время от времени этому карпу наливают в рот несколько капель сакэ, отчего он начинает шевелить губами. Чувствительным европейцам такая трапеза кажется малоприятным варварством, однако многие японцы находят это шевеление вполне забавным и приличествующим празднику. Что до блюд, приготовленных из карпа, то их принято подавать в самом конце — перед уходом гости должны отведать самое вкусное и самое «благопожелательное».

Японцам слово «карп» нравилось и фонетически. Дело в том, что кои — это не только карп, но еще и «любовь». Связь «любви» с «карпом» имеет и легендарные основания. Мифологическо-летописный свод «Нихон сёки» сообщает, что государь Кэйко (71-130) решил взять в жены девушку по имени Отохимэ и отправился к ней домой. «А Отохимэ, прослышав о государевом выезде, спряталась в бамбуковых зарослях. Тогда государь, желая, чтобы она пришла, поселился во дворце Кукури-но Мия. Он пустил плавать в пруду карпа и утром и вечером смотрел на него и забавлялся. Отохимэ решила посмотреть на резвящегося карпа, прокралась потихоньку поближе и стала смотреть на пруд. Государь тут же удержал ее и призвал к себе» (перевод Л.М. Ермаковой).

То есть получается, что карп выступаете этой легенде как некое приворотное средство.

Как это ни странно на наш русский взгляд, но карп на Дальнем Востоке считается годным не только на жаркое. Он олицетворяет собой стойкость и мужество. Поэтому любители татуировок часто изображали его на своем теле (нечто вроде орла в европейской татуировочной традиции). Вслед за китайцами японцы верили, что карп умеет очень ловко плавать против течения и даже преодолевать пороги. Это любимый мотив японской и китайской живописи. Поднявшись же к самым истокам горной реки, он превращается там в дракона. Средневековая легенда повествует также о том, что в древние времена, когда императрица Дзингу предприняла поход против Кореи, карп выпрыгнул из вод пролива и указал ей верный путь.

Мужество и хладнокровие, приписываемое карпу, имеет бытовые и легендарные основания. Японцы обратили внимание на то что, в отличие от других рыб, карп совершенно бесстрастно ожидает своей участи на разделочном столе. Этот стоицизм был настолько почитаем, что именно карп стал символом «праздника мальчиков» (некое подобие обряда инициации), который отмечался пятого дня пятой луны, а ныне — просто 5-го мая. Над домами полагалось поднимать на шестах матерчатые или бумажные изображения карпов — коинобори , которые, будучи полыми, мужественно развевались на ветру к полному удовольствию их изготовителей. Сколько в доме мальчиков, столько должно быть и коинобори. И чем выше реет карп, тем более высокого положения достигнет в будущем мальчик. Для достижения успехов в жизни мальчик должен был предварительно пролезть сквозь матерчатого карпа. Самурайские традиции средневековья живы и сейчас: в день праздника мальчикам полагается дарить куклу — самурая в полном воинском облачении.

Кроме того, следует помнить, что праздник мальчиков — это праздник будущих мужчин, то есть он связан и со способностью к детопроизводству. Учитывая сказанное о связи карпа с любовными похождениями Кэйко, можно сделать такой вывод: карп и его изображение в виде коинобори являются и фаллическими символами тоже. Это подтверждается и другим, еще более древним обычаем: пятого дня пятой луны полагалось вырывать с корнями ирисы — чтобы потом хвастаться, у кого этот ирис длиннее, а луковица — толще. Интересно, что первоначально в Китае пятый день пятой луны считался чуть ли не самым опасным и несчастливым во всем году и ему сопутствовали различные ритуалы магии оберегающей и прогоняющей злых духов. Например, сожжение кукол, сверченных из полыни. Однако со временем этот день превратился в настоящий праздник ожидания будущих успехов. Теперь этот день объявлен в Японии общенациональным праздником и выходным, то есть днем во всех отношениях замечательным не только для мальчишек, но и всех остальных, включая даже девчонок. Вот такая получилась политкорректность на японский манер.