Илья Сидорчук - Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Досуговая культура, характерная для индустриального общества, начала активно формироваться в России на рубеже XIX и XX вв. Можно предположить, что власть, столкнувшись с новыми формами свободного времяпрепровождения городского населения (в том числе и девиантными), не успела выработать четкой политики по отношению к ним. В то же время в различных слоях городского населения (прежде всего в пролетарской среде) еще не сложились устойчивые формы культурного досуга, что и обусловило преобладание девиантных форм использования свободного времени.

Экскурс в дореволюционную историю Санкт-Петербурга показывает, что основные формы девиантного досуга были распространены задолго до прихода к власти большевиков. Пьянство, хулиганство и другие осуждаемые или незаконные девиации — неотъемлемая составляющая теневой стороны жизни блистательной имперской столицы. Революционная повседневность внесла существенные коррективы в досуговый ландшафт, но ряд альтернативных, официально неодобряемых поведенческих моделей и культурных практик успешно адаптировались под нее, сохранив свою актуальность и в советскую эпоху.

При этом для историка принципиальным является осознание релятивности социальной нормы, того, что «те или иные виды, формы, образцы поведения „нормальны“ или „девиантны“ только с точки зрения сложившихся (установленных) социальных норм в данном обществе в данное время (здесь и сейчас)» [67] Гилинский Я. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2004. С. 10. . Особенно актуальным это оказывается при изучении обществ, в которых происходит культурная революция (инициированная сверху или снизу). В октябре 1917 г. к власти пришли те, чьи взгляды, и далеко не только политические, до этого часто рассматривались как девиантные, асоциальные, «вредные», и понимание процесса перемены отношения к ним является ключевым моментом при исследовании повседневной истории эпохи. То, что еще вчера было нормой, в новой реальности часто провозглашалось отклонением.

Общая радикализация в период революции и Гражданской войны привела к коренным изменениям в повседневной жизни советского человека, обусловила, среди прочего, модификацию досуговых моделей и практик. Однако можно утверждать, что в 1917–1921 гг. не произошло качественного скачка в распространении девиантных форм досуга. Имело место лишь некоторое перераспределение времени между различными видами асоциального поведения, упрощение потребляемых ресурсов и изменение городской топографии девиантного досуга.

Удивительно, насколько быстро после Гражданской войны и введения новой экономической политики, несмотря на декларируемую властями борьбу с различными «социальными язвами» и «буржуазными пережитками», городское сообщество вернулось к традиционным видам девиантного досуга — услугам проституток, игорным домам, бегам, алкоголю.

«Кто не знает „Горшка“ — этой пивной знаменитости рабочего района у „Красного треугольника*'! Рабочие окружающих фабрик пропивают здесь свои трудовые гроши, а вожаки Везенбергской шпаны уродуют и калечат загулявших ребят. Отсюда, из „Горшка“, шпана угрожает домпросвету Тимирязева, держит в постоянном страхе клубных работников. Долой „Горшок“! Долой очаг заразы! Заколотить „Горшок“ крепкими гвоздями!» [68] Ленинградская правда. 1926. 20 окт. Везенбергская шпана получила свое прозвище по имени Везенбергской улицы (ныне — улица Розенштейна). Дом просвещения им. К.А. Тимирязева (Обводный канал, д. 147), основанный в 1908 г., был самым крупным очагом культуры Московско-Нарвского района. Подобные гневные призывы на страницах ленинградских газет можно было встретить практически ежедневно, что свидетельствует о распространенности девиантных досуговых практик.

Осуждаемые обществом формы отдыха и развлечения в целом ряде случаев были освящены традицией и не носили криминального оттенка. Их доступность в годы новой экономической политики обусловливалась прежде всего финансовыми возможностями потребителя. Однако государство видело в девиантном досуге угрозу идеологического порядка, поэтому усилило агитационно-пропагандистскую борьбу с привычными населению практиками.

Пьянство являлось самой популярной и распространенной формой девиантного досуга ленинградцев 1920-х гг. В этом они ничем не отличались от жителей подавляющего большинства городов страны. Рабочие и нэпманы, чекисты и партработники, милиционеры и бандиты, подростки и женщины — практически не было категории населения, в повседневной жизни которой не находилось места алкоголю. О любви к пьянству написано много. Отметим лишь, что она не являлась сугубо национальной чертой или характерной особенностью именно советского общества. Досуг, связанный с потреблением алкоголя, оказывался доступным, тяжелые условия жизни и отсутствие достойной культурной замены неизбежно притягивали людей к согревающей кровь и душу радости, столь вредной и коварной, но все же любимой и подчас единственной.

Унаследовав «сухой закон» от царского правительства, советская власть в первой половине 1920-х гг. медленно, но верно отступала от трезвости. Во-первых, у лидеров страны кружились головы, когда они видели цифры количества зерна, превращаемого крестьянами в самогон вместо хлеба [69] Неслучайно в милицейских сводках самым распространенным преступлением были самогоноварение и шинкарство: «На территории 19-го Отделения, в 17 час. во время обхода по Б. Спасской ул. в д. № 30 кв. 11 у гр-ки ИГНАТЬЕВОЙ Нины Павловны была обнаружена выгонка самогонки» (ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 9. Д. 119. Л. 72. Сводка о происшествиях за время с 10 час. 5-го до 10 час. 6-го декабря 1925 г.); «На территории 15-го Отделения, по 3-й линии д. № 6 в кв. №№ 2 и 5 обнаружена самогонка у гр. гр. КГНЕР (нрзб.) Августина Яковлевича и ГАЛКИНА Леонида Ивановича» (Там же. Л. 144 об. Сводка о происшествиях за время с 10 час. 22-го до 10 час. 23-го января 1926 г.); «На территории 9-го Отделения, в кипяточной-закусочной прнадлеж. гр-ке КРОГИС Елене, помещ. по Лиговской ул. д. № 235 обнаружено полбутылки хлебного вина, полбутылки самогонки и 2 порожние бутылки с запахом самогонки» (Там же. Л. 239. Сводка о происшествиях за время с 10 час. 12-го до 10 час. 13-го марта 1926 г.) и т. д. .

Во-вторых, доходы от спиртного могли стать значительной частью бюджета. С3 декабря 1924 г. допущены к производству и продаже напитки крепостью до 30 градусов, а с 1 октября 1925 г. допущена к продаже 40-градусная водка. С этих пор потребление алкоголя неизменно росло.