Элеанор Херман - Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней [Как лекарственные препараты, косметика и еда служили методом изощренной расправы]

Вполне возможно, что Караваджо был не только живописцем, но и сутенером по совместительству В те времена большинство художников приглашали проституток в качестве натурщиц (и Караваджо, конечно, тоже), ибо приличные дамы отказывались позировать им. Будь он сутенером, многие обстоятельства его жизни обрели бы больший смысл: превосходный фехтовальщик, гарантировавший защиту своим женщинам, получающий взамен деньги, уважение, натурщиц и бесплатный секс.

Вкусы Караваджо женщинами не ограничивались – сегодня мы бы описали его как пансексуала. Многие современники обвиняли его в сексуальной связи с помощником, а биограф и художник-конкурент Джованни Бальоне даже нарисовал икону, на которой Сатана, списанный с Караваджо, соблазняет Купидона.

Караваджо, по-видимому, никогда не проводил в тюрьме больше одного-двух дней, поскольку у него был могущественный покровитель – кардинал Франческо Мария Борбоне дель Монте, великий коллекционер произведений искусства, очарованный революционным стилем Караваджо. Кардинал предоставил ему кров, стол, одежду, познакомил со всеми священнослужителями в Риме. А еще одно его слово было способно вызволить художника из-за решетки.

Караваджо рушил многовековые традиции. Никто прежде так не обращался со светом и тенью: светлые пятна на лицах, ногах, руках, брызги крови. Никто не брался изображать Марию и Иосифа, учеников Христа, апостолов настоящими людьми – со сломанными пальцами и грязными ногами, покрытых ожогами от солнца, в порванных туниках.

Даже фрукты на картинах Караваджо несли отпечаток разрушения: яблоки с червоточинами, сухой виноград. Казалось, художник говорил: смерть окружает нас, и лишь лучи Божественного света прорезают ее. Его работы были неотразимыми, тревожными, противоречивыми и абсолютно новаторскими.

Иконы Караваджо для римских церквей удивляли и поражали: ни в чьих картинах так не перекрещивались драматизм и суровая реальность. Чтобы увидеть их, люди съезжались со всей Италии. Однако в то время как одних творчество Караваджо приводило в восторг, другие, склонные видеть нечестивость даже в немытых ногах, были обеспокоены. Искусство, полагали они, должно показывать не «нарывы жизни» и грязь, а возвышенные сцены, полные величественной чистоты.

Беллори об этом писал так: «Нынче настало время подражания вещам обыденным и пошлым, выискивания с огромным усердием грязи и уродства – так делают некоторые популярные художники… Костюмы на их портретах состоят сплошь из чулок, бриджей и больших чепцов, они уделяют внимание лишь морщинам, несовершенствам кожи и внешности вообще, изображают на картинах узловатые пальцы и конечности, обезображенные болезнями».

В 1605 году Караваджо написал картину «Мадонна ди Лорето», на которой мужчина-паломник, грязный и босоногий, и морщинистая женщина в потрепанном чепце преклоняют колени перед изящной девой, стоящей в темном дверном проеме и держащей на руках младенца Иисуса. Художник вложил в эту работу мысль: божественная благодать даруется не только богатым и могущественным, она в той же степени снисходит на бедных и смиренных. Толпы простолюдинов из дальних уголков съезжались в Рим, чтобы увидеть эту картину.

Соперник Караваджо – Бальоне – чуть не лопался от зависти. «В первой часовне слева, в церкви святого Августина, – язвительно описывал он, – Караваджо написал Мадонну Лоретскую (с натуры) и двух паломников: у одного грязные ноги, у другого рваная шапка – и из-за таких-то мелочей столь грандиозного полотна публика подняла шум!»

Когда случается чудо – как это выглядит? Расходящиеся в стороны облака, поющие ангелы, весь свет мира, сосредоточенный в чертах одного лица? Состоит ли истинное чудо в том, что Божья благодать может коснуться любого – даже того, у кого порвана туника и грязные ногти на ногах?

Приверженность реализму обернулась для Караваджо несколькими унизительными отказами. Его картину «Святой Матфей и ангел» отвергли из-за грубо изображенных голых ног святого, заканчивающихся толстыми ступнями, которые, казалось, впечатывались в лицо зрителя. В 1606 году Караваджо нарисовал еще две картины, получившие отказ, причем одна из них – это образ для Собора Святого Петра, самая престижная его работа.

Возможно, именно унижение свело его с ума. 28 мая 1606 года он убил на дуэли человека – такого же сорвиголову, как и он сам, по имени Рануччо Томассони да Терне. Почему – никто не знает. Ссора из-за проститутки? Карточный долг? Случайное оскорбление, брошенное на улице? Раненый, знающий, что будет приговорен к смерти, Караваджо направился к старому другу семьи – влиятельной маркизе Констанце Колонна. Она увезла художника из Рима к себе в поместье в Неаполитанском королевстве, где он не знал недостатка в заказах.

Должно быть, даже в Неаполе Караваджо не чувствовал себя в безопасности: за ним по пятам следовали охотники за головами из Рима, а также родственники убитого им человека. В итоге в июне 1607 года художник уехал на Мальту. Пользуясь покровительством римских князей, он претендует на звание кавалера Мальтийского ордена – военной организации, подчинявшейся исключительно папе. Вступление в орден снимало с человека обвинения во всех преступлениях, совершенных ранее. Хотя у Караваджо не было достаточно денег, чтобы купить себе звание кавалера, зато был талант: он писал портреты лидеров движения и запрестольные образы. После года испытаний он-таки получил рыцарство [72] Без права ношения мальтийского креста, так как Караваджо принадлежал к дворянскому роду. , престиж и защиту, о которой мечтал. А затем серьезно ранил в драке другого кавалера ордена.

Караваджо бросили в «гуву» – печально известную мальтийскую тюрьму, темную яму, выдолбленную в замковой скале и запечатанную люком на высоте одиннадцати футов. Каким-то образом, проведя месяц в каменном мешке, художник бежал, спустившись к морю с двухсотфутовой отвесной скалы. Через пару недель он появился в Сиракузах, на Сицилии, то есть примерно в 60 милях от тюрьмы. Теперь на него охотились не только римские воины и семья Рануччо, но и орден, в который Караваджо пробивался с таким усердием.

На Сицилии художник продолжал получать заказы, а к сентябрю 1609 года вернулся в Неаполь – очевидно, в ожидании вестей от римских благодетелей о помиловании от папы. С изгнанием было кончено, и Караваджо мечтал снова попасть в Рим.

Как-то вечером Караваджо сидел в неаполитанской таверне Osteria del Cerriglio: она располагалась в маленьком переулке, где мужчины имели обыкновение снимать женщин на ночь. Когда художник выходил из здания, группа вооруженных неизвестных набросилась на него, схватила и изуродовало лицо. Выглядит как типичная месть, но за что именно? Нападение на мальтийского рыцаря? Убийство на дуэли в Риме? Что-то еще?