Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

Тут всё достаточно несложно. Как известно, многие блатные и лагерные песни создавались на уже популярные к тому времени мелодии. Не стала исключением и песня «По тундре». Она (за исключением припева) положена на мелодию популярнейшего в 1930-е годы танго «Напиши мне» — «Scrivimi (Écris-moi)» итальянского композитора Джованни Раймондо на слова Энрико Фрати. Впервые эту песню исполнил в Италии Нино Фонтана в 1930 году. Но своё триумфальное шествие по Европе это итальянское танго начало в середине 30-х. За два года (1936–1937) песня была переведена на множество языков. В 1940 году это танго прозвучало и на русском языке — музыкальная обработка Аркадия Островского, слова Иосифа Аркадьева (Эпштейна). Танго под названием «Если можешь, прости» вышло на пластинке московского Апрелевского завода, исполнительница — замечательная певица Изабелла Юрьева, которую называли «белой цыганкой». Многие из нас могут вспомнить слова этого танго — они фактически вошли в песенный фольклор:

Вполне возможно, в СССР танго Джованни Раймондо пришло через Польшу (в 1939 году часть польской территории по договору Молотова — Риббентропа досталась Советскому Союзу). «Польские танго» пользовались у советских граждан огромной популярностью, а итальянское «Напиши мне» пел известный певец Мечислав Фогг (Фогель), который прославился также исполнением «танго самоубийц» «Та ostatnia niedziela» («Последнее воскресенье»), которое превратилось на русской земле в «Утомлённое солнце».

На мотив того же итальянского танго написана и блатная песня «Дочь прокурора»:

Несколько строк из этой баллады о «красавице Нине», которая полюбила вора и получила вместе с ним срок от собственного отца-прокурора, исполнил в известном сериале «Место встречи изменить нельзя» уголовник Промокашка (актёр Иван Бортник):

Заметим, что действие «прокурорской баллады» происходит в мирное время, парочка знакомится на танцплощадке, и вся атмосфера песни далека от военной:

То есть история разворачивается либо незадолго до Великой Отечественной войны (напомним, что танго «Если можешь, прости» в исполнении Юрьевой записано и обрело популярность в 1940 году; даже если допустить, что Изабелла Даниловна уже пела «переделку с итальянского» в концертах, дату можно сдвинуть максимум на год-два ранее), либо уже после неё. Забавно отметить также некоторую перекличку между песней «По тундре» и некоторыми версиями «Дочери прокурора» — «Это было весною, зеленеющим маем» и «Это было во вторник, в день дождливый, ненастный». То есть указывается время действия и погодные условия (в песне о побеге — «Когда тундра надела свой зелёный наряд»). Вполне возможно, заимствование произвели авторы «Дочери прокурора», учитывая вариативность строки внутри баллады (например, «Но однажды во вторник…»), в то время как начало куплета песни «По тундре» во всех версиях остаётся неизменным. Но всё же допустимо и обратное влияние. Ведь, как мы помним, песня «По тундре» родилась не ранее 1942 года, когда от Воркуты до Питера была проложена железнодорожная ветка. До этой поры по тундре можно было гнать разве что на северных оленях…

Впрочем, различные версии текста «По тундре» предполагают зачастую и разную датировку, если принимать во внимание некоторые штрихи и детали. Так что по мере сил и возможностей мы попытаемся проанализировать песню подробно и дотошно.

Первые две строки песни «По тундре» особых комментариев не требуют. И разночтения здесь не принципиальны. Вместо «зелёного» наряда встречается «весенний», что вполне понятно и более удачно, если принять во внимание уже использованный в первой строке эпитет «зеленеющий». Снимает тавтологию и вариант, где тундра «развернулась ковром».

Но далее расхождения уже серьёзные. «Мы бежали с тобою, опасаясь погони» («от проклятой погони» и т. п.) — это одно. А вот «замочив вертухая» — совершенно иное, учитывая то, что последнее выражение означает — убить охранника лагеря, конвоира, надзирателя, в широком смысле — любого лагерного сотрудника, который носит погоны.

«Вертухай» — производное от «вертухаться», то есть вертеться, дёргаться, пытаться делать резкие движения, шуметь и вырываться. У Александра Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГ» изложена версия об украинском происхождении слова. Автор пишет: «В моё время это слово уже распространилось. Говорили, что это пошло от надзирателей-украинцев: “стой, та нэ вэртухайсь!” Но уместно вспомнить и английское “тюремщик” — turnkey — “верти ключ”. Может быть, и у нас вертухай — тот, кто вертит ключ?»

С вращением ключа — версия совсем уж фантастическая и ничем не подкреплённая. Что касается «украинской» этимологии, она в определённой степени заслуживает доверия. Хотя некоторые критики заявляют, что в украинском языке такого слова не существует, в данном случае нет смысла обращаться к литературному украинскому языку (который, по большому счёту, до сих пор окончательно не сформировался). Но в просторечии, в разговорной речи и даже в письменной мне не однажды приходилось встречать — віртуха, віртуху крутити, віртухаться, віртухай…

Однако при чём тут украинцы-надзиратели? В полемических спорах, дискуссиях противники этой версии заявляют, что значительная часть украинцев (прежде всего западных) в сталинских лагерях была заключёнными, а не надзирателями, поэтому-де разговоры об «украинских охранниках» беспочвенны и даже лживы. Это, мягко говоря, откровенная ерунда. Да, в послевоенные годы лагеря действительно наполнились так называемыми бандеровцами (или бендеровцами, хотя правильно первое написание — по фамилии идейного вождя этого национал-шовинистического движения Степана Бандеры), среди которых были не только собственно бойцы подпольных групп, но и просто крестьяне, помогавшие им, и даже совершенно невиновные люди. Это, однако, не отменяет того факта, что и в среде охраны, надзора украинцы составляли значительную часть личного состава. Достаточно обратиться к воспоминаниям узников ГУЛАГа. Например, Вадим Туманов в книге «Все потерять — и вновь начать с мечты» пишет о послевоенных лагерях, где отбывал наказание: «Много шуток в свой адрес вызывали украинцы. Их было одинаково много как среди заключённых, так и среди лагерного начальства, охраны, надзирателей». Более того: подобное положение сохранялось и позднее, особенно в отдалённых колониях (на «дальняках») — вплоть до распада СССР. Арестанты, с которыми я беседовал, приводили ироническую зэковскую топонимику — «Коми УССР Хохло-Мансийского национального округа», которая в связи с упоминанием Коми АССР (автономной республики) непосредственно относится к нашей теме.