Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Как видим, хотя перечни бояр и совпадают, но лишь частично. Это вполне объяснимо, и никакого противоречия здесь нет, поскольку летопись здесь не говорит о свидетельствовании боярами духовной грамоты своего князя.

С.Б. Веселовский, используя различные частные разряды и местнические записи, попытался определить — лица из каких родов упоминаются в этих двух источниках. Последуем за ним.

1-й и 10-й — несомненно, Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, знаменитый воевода засадного полка во время Куликовской битвы [199]. Летописью он упоминается также как воевода в походе против Олега Рязанского в 1371 г., на волжских болгар в 1376 г., на Литву в 1379 г. [200])

2-й и 11-й — Тимофей Васильевич Вельяминов. В 1378 г. он был воеводой в сражении на реке Воже [201]В 1380 г. стоял на Лопасне для охраны тыла армии, вышедшей против татар [202].

3-й и 12-й — Иван Родионович Квашня, родоначальник Квашниных, умерший в 1390 г. «Сказанием о Мамаевом побоище» он упоминается среди воевод на Куликовом поле [203].

6-й и 14-й — Иван Федорович Воронцов, племянник Тимофея Васильевича Вельяминова.

8-й и 16-й — Федор Андреевич Свибло. Летописью он упоминается в качестве воеводы в походе на Мордовскую землю в 1377 г. В 1380 г. был оставлен в Москве для охраны столицы, а в 1384 г. ездил в Новгород за «черным бором» — данью Орде [204].

9-й и 18-й — Иван Федорович Собака, сын Федора Константиновича Фоминского.

Ряд лиц упоминается только в духовной грамоте 1389 г.

13-й — Семен Васильевич, брат Тимофея Волуя Окатьевича, убитого на Куликовом поле.

15-й — Александр Андреевич Остей, брат Федора Андреевича Свибло. В 1385 г. он был наместником в Коломне, где был захвачен в плен князем Олегом Рязанским [205].

17-й — Федор Андреевич Кошка, сын Андрея Кобылы

19-й — Иван Андреевич Хромой, брат Федора Свибло и Александра Остея.

В летописном «списке вернейших бояр» видим новые лица: Дмитрия Константиновича (4-й), Семена Ивановича (5-й) и Никиту Федоровича (7-й). С.Б. Веселовский затруднялся с отождествлением этих лиц: «Дмитрий Константинович среди боярских родов был один: это — Д.К. Заяц-Добрынский, младшие братья которого при великом князе Василии Дмитриевиче и великом князе Василии Васильевиче были боярами. Но это сомнительно, как потому, что на боярство Д. Зайца пока не найдено нигде указаний, так и потому, что для его боярства, если оно было, это как будто рано. Если высказывать предположения, то вероятнее, что в данном случае произошла ошибочная перестановка имени и отчества, и, очевидно, можно видеть в этом боярине Константина Дмитриевича Шею Зернова… Семен Иванович, это, несомненно, ошибка, и следует Семен Васильевич (№ 13 нашего списка. — К. А .), т. к. Семена Ивановича за это время нет ни в одном роде… Никита Федорович. С таким именем есть одно лицо — Н.Ф. Туриков-Всеволож, но он жил много позже (при великом князе Василии Темном), и на боярство его тоже нет указаний в источниках» [206].

Но согласиться с тем, что в летописном списке могла произойти или перестановка имени и отчества, или описка сразу в двух случаях подряд, вряд ли возможно. Поэтому необходим комплексный анализ известий об этих лицах.

Первым в числе этих лиц, присутствовавших при смерти Дмитрия Донского, но не свидетельствовавших его завещания, значится Дмитрий Константинович. Единственной возможной фигурой с этим именем и отчеством оказывается князь Дмитрий Константинович Ноготь Суздальский, младший дядя жены Дмитрия Донского, родоначальник князей Ногтевых. Летописью он упоминается лишь дважды — как участник похода суздальских князей в 1367 г. против ордынского князя Булат-Темира и похода Дмитрия Донского на Тверь в 1375 г. [207]Поскольку сын Дмитрия Ногтя Юрий уже не имел удела [208], можно предположить, что к 1389 г. Дмитрий уже перешел на московскую службу и находился в полувассальной зависимости от великого князя. Летопись не упоминает о его смерти, но, так как Дмитрий Ноготь был младшим из сыновей суздальского князя Константина, В.А. Кучкин полагает, что он вполне мог дожить до конца XIV — начала XV в. Его старший брат, также Дмитрий Константинович (тесть Дмитрия Донского,) умер в 1383 г., другой брат Борис скончался в 1394 г. [209]

То, что Дмитрий Константинович упоминается «списком» без княжеского титула, не должно смущать нас. В XIV в. князья, переходя на службу в Москву, зачастую именовались без своего титула. Яркий пример этому — знаменитый воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. Московским летописным сводом конца XV в. под 1371, 1376 и 1379 гг. он упоминается с княжеским титулом [210], хотя в то же время в перемирной грамоте с Ольгердом 1371 г. и завещании Дмитрия Донского 1389 г. он назван без него [211]. И только с начала XV в. потомки Рюрика и Гедимина сохраняют свой титул.

Упоминаемого «Списком вернейших бояр» Семена Ивановича нельзя признать Семеном Васильевичем духовной грамоты 1389 г. хотя!бы потому, что имя Семена Ивановича известно по другим источникам. Киприановская редакция «Сказания о Мамаевом побоище» при описании начала Куликовского боя среди воевод полка правой руки называет среди прочих и князя Семена Ивановича [212]. Поскольку в это время среди боярских родов действительно нет ни одного Семена Ивановича (носивший эти имя и отчество Семен Иванович Добрынский погиб в 1375 г. при штурме Твери [213]), упоминаемого «Сказанием о Мамаевом побоище» и летописным списком, Семена Ивановича следует отождествить с князем Семеном Ивановичем «Летописца Воскресенского монастыря». То, что это был именно галичский князь, подтверждается двумя фактами: 1) рать из Галича принимала участие в Куликовской битве, в описании которой называется князь Семен Иванович [214], и 2) благодаря тому что ранее В.А. Кучкиным было выяснено действительное родословие первых колен галичских князей, его следует признать сыном князя Ивана Федоровича Галичского, на дочери которого в 1345 г. женился князь Андрей Иванович Серпуховской. То, что Семен Иванович в 1380 г. упоминается с княжеским титулом, а через девять лет — без него, объясняется тем, что он, так же как и князь Дмитрий Константинович Ноготь, утрачивает княжеский титул на московской службе.

Итак, первый из «мифических» галичских князей оказывается реальным историческим лицом, жившим во времена Дмитрия Донского. Встречаются ли в русских летописях и другие «персонажи» из «Летописца»? Да.

Последним из упоминаемых летописным «Списком вернейших бояр» Дмитрия Донского, но не отождествленных нами лиц оказывается Никита Федорович. Согласиться с осторожным предположением С.Б. Веселовского, что это мог быть Никита Федорович Туриков из рода Всеволожских, убитый на Белевском бою 1438 г. [215], нельзя. Выясняя, встречается ли имя Никиты Федоровича, современника и боярина Дмитрия Донского, в летописях, мы обнаруживаем московского боярина Никиту, упоминаемого под 1368 г. Под этой датой псковский летописец за писал: «Приехаше посолъ с Низу от великого князя Дмитрея Никита, так наречаемый, и бывъ въ Юрьеве много днии, не оучини ничтоже на добро ни мало, и приеха во Псковъ» [216].