Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Однако в действительности приведенный факт не содержал в себе ничего сверхординарного. «Привилегированные» национальности среди военнопленных европейских государств существовали в нашей стране и в период войны с Наполеоном 1812–1814 гг., и в период Семилетней войны 1756–1763 гг., и гораздо ранее. Точно также и более либеральное отношение к подданным Оттоманской империи из числа христиан, вплоть до освобождения их из плена, широко практиковалось, начиная, по крайней мере, с Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Правда, практиковалось оно при одном непременном условии: если христиане эти «не были в службе неприятельской» , чего, разумеется, нельзя сказать о лицах рассматриваемой категории.

Одно из основных последствий такого подхода мы видим в том, что Россия, вольно или невольно, не внесла никакого вклада в раскол военнопленных Оттоманской империи по этноконфессиональному признаку и никак не способствовала обострению среди них межнациональной напряженности, являвшейся, увы, неотъемлемым спутником пребывания в русском плену подданных Германии и, особенно, Австро-Венгрии. Этот же подход, как представляется, предотвратил формирование у мусульманского большинства психологии изгоев, а в конечном итоге — стал одной из причин довольно вялого участия турецких подданных в «русской смуте» 1918–1921 гг.

Наконец, в свете изложенного небезынтересным выглядит и то, что Морское министерство изначально занимало в рассматриваемом вопросе «прохристианскую» позицию, причем куда более лояльную, нежели МВД. Например, при задержании в море турецких судов командование Черноморским флотом первое время признавало военнопленными лишь мусульман призывного возраста, а прочих лиц выдворяло на родину через Румынию. При этом если мусульмане высылались по этапу, в сопровождении конвоя, то христиане (а равно женщины и дети вне зависимости от вероисповедания), «по проходным свидетельствам, по даровым билетам и с кормовыми (в размере, как правило, 10 руб. — В.П.) до румынской границы» [21] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 2. Д. 569. Л. 38, 45–46, 48, 63–65, 74–76, 78; Д. 751. Л. 1 об; Оп. 3. Д. 523. Л. 23. . Однако уже во второй половине 1915 г. политика Морского министерства практически перестала отличаться от той, которую проводило военно-сухопутное ведомство.

в) В противоположность военнозадержанным иных Центральных держав, подданные Оттоманской империи были фактически лишены права выезда за границу, что объясняется отсутствием на протяжении всей войны соответствующего русско-турецкого соглашения [22] АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 6142. Л. 2; Д. 6389. Л. 5–6, 8, 11. . В остальном же положение представителей названной категории пленников не зависело от их государственной принадлежности. В этой связи добавим к сказанному, что, по смыслу отдельных указаний Совмина и МВД, «невоеннообязанные и незаподозренные в шпионаже» подданные враждебных России держав, «мирно занимающиеся [своим делом] и находящиеся вне всякого подозрения», могли «оставаться на своих местах и пользоваться покровительством наших законов». Равным образом аресту и высылке не подлежали «заведомо больные и неспособные к воинской службе», а также члены семей военнообязанных, которые могли по собственному усмотрению либо оставаться в местах постоянного жительства, либо «следовать за своими главами» [23] РГВИА. Ф. 970. Оп. 3. Д. 1872. Л. 54–55. .

Конечно же, данные Таблицы 2 не исчерпывают всех особенностей положения в России подданных Оттоманской империи. В действительности, таковые отличались куда как большим разнообразием, обусловленным сложнейшим сочетанием геополитических, военно-стратегических, исторических, экономических, этноконфессиональных и иных факторов. Однако поскольку все они, так или иначе, исследуются в последующих разделах настоящей работы, остановимся здесь лишь на той особенности, которая представляется нам наиболее значимой и которая может быть сформулирована следующим образом: с точки зрения обеспечения и защиты гуманитарных прав пленных, положение находившихся в России турок, в сравнении с их союзниками, по ряду признаков отличалось в худшую сторону .

Этот вывод мы аргументируем, в первую очередь, тем, что турки, мягко говоря, никогда не находились в центре внимания ни Международного комитета Красного Креста (МККК), ни гуманитарных организаций нейтральных стран. Правда, в литературе на этот счет можно встретить и противоположную точку зрения. Так, по мнению Т. Я. Иконниковой, «несмотря на небольшое число турецких военнопленных (в Приамурском военном округе — В.П. ), международные благотворительные организации проявляли пристальное внимание к условиям их содержания». В подтверждение сказанному следует ссылка на то, что 20 января 1916 г. начальником Генштаба было разрешено посещение турецких военнопленных на Дальнем Востоке делегатами МККК. «Профессор Фердинанд Тормайер и доктор Феррьер намеревались побывать в Хабаровске, Спасском, Никольск-Уссурийском и Шкотово. Им был разрешен беспрепятственный допуск в "места водворения пленных турок для ознакомления с их положением" [24] Иконникова Т. Я. Указ. соч. — С. 22. .

Мы не разделяем точку зрения Т. Я. Иконниковой. Действительно, на рубеже 1915–1916 гг. Петроград и Стамбул, после шестимесячных переговоров, достигли принципиального согласия на посещение на началах взаимности делегатами МККК лагерей русских военнопленных в Турции и турецких в России. Действительно, в 1916–1917 гг. по этому вопросу шла активная переписка как на международном, так и на внутрироссийском уровнях. Действительно, осенью 1916 г. делегация МККК проинспектировала лагеря русских военнопленных в Турции (где, к слову, зафиксировала такие недостатки, как: слабая медицинская помощь, наличие телесных наказаний, предоставление офицерам медикаментов только за плату, отсутствие в помещениях печей, а в умывальниках мыла, а также обратила внимание на некачественную воду и «ужасную обувь») [25] АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 1623. Л. 53, 66–67, 74, 103, 126; Государственный архив Вологодской области (ГАВологО). Ф. 129. Оп. 3. Д. 1464. Л. 49. . Однако при всем при том, лагеря турецких военнопленных в России представители МККК так и не посетили… ни в Приамурском военном округе (ПриамВО), ни в каком-либо ином.

Правда, на исходе 1917 г. их функции частично приняло на себя Датское общество Красного Креста, направившее свою делегацию для осмотра лагерей турецких военнопленных на Кавказе. Но к месту назначения датчане прибыли лишь в марте 1918 г., когда российская администрация и российские войска уже покидали регион. В условиях хаоса и всеобщей суверенизации делегатам оставалось лишь констатировать, что на всем Кавказе пленные турки «терпят недостаток в пище, в верхней одежде, белье и средствах к жизни», а в Армении их положение «отчаянное», ибо здесь им «угрожает ежеминутная смерть от местного населения и национальных войск» [26] ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 541. Л. 118–119. .