Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

В сельской местности рабов немного, и в основном это женщины — домашняя прислуга; в Северной Греции и на большей части Пелопоннеса крепостное право делает рабство излишним. В Коринфе, Мегарах и Афинах рабы обычно выполняют физические работы, а рабыни принимают на себя заботы по дому; однако невольники играют важную роль также в канцелярской и, более скромную, в административной деятельности; они заняты в промышленности, коммерции и финансах. Квалифицированная рабочая сила в большинстве своем рекрутируется из рядов свободных, вольноотпущенников и метеков, и мы не найдем ученых рабов, которые появятся в эллинистическую и римскую эпохи. Рабу редко позволяется воспитать собственных детей, так как раба дешевле купить, чем вырастить. Раба, выказывающего непослушание, секут, дающего показания — подвергают пытке; избиваемый свободным, он не вправе защищаться. Но если по отношению к нему проявляется чрезмерная жестокость, он может укрыться в храме, после чего хозяин обязан его продать. Хозяин ни в коем случае не вправе его убить. Пока он трудится, он пользуется большей безопасностью, чем многие представители других цивилизаций, не называемые рабами; когда он болен, стар или не имеет работы, хозяин не выбрасывает его на государственное пособие, но продолжает заботиться о нем. Если раб верен, с ним обращаются как с преданным слугой, почти как с членом семьи. Нередко ему разрешается заниматься бизнесом, при условии выплаты хозяину части заработка. Он свободен от налогов и воинской службы. В Афинах пятого века его одежда ничем не отличается от одежды свободного; и действительно, «Старый олигарх», написавший около 425 года памфлет «О государственном устройстве афинян», сокрушается, что на улице раб не уступает дорогу гражданам, что он пользуется свободой речи и во всем ведет себя так, словно является ровней гражданину [969]. Афины известны мягкостью по отношению к рабам; по общему мнению, рабы чувствуют себя лучше в демократических Афинах, чем бедные граждане в олигархических государствах [970]. Хотя в Аттике и опасаются восстаний рабов, здесь они весьма редки [971].

И все же афинскую совесть беспокоит существование рабства, и философы, которые его защищают, как и те, что его порицают, ясно показывают, что культурное развитие этого народа обогнало его институты. Платон осуждает порабощение греками греков, но в остальном признает рабство на том основании, что некоторые люди умственно неполноценны [972]. Аристотель смотрит на раба как на одушевленное орудие и полагает, что рабство будет в той или иной форме сохраняться до тех пор, пока всю низкую работу не возьмут на себя самодействующие механизмы [973]. Средний грек, при всей его доброте к собственным рабам, не понимает, как культурное общество может обойтись без рабства; чтобы упразднить рабство, думает он, необходимо сначала упразднить Афины. Другие более радикальны. Философы-киники осуждают рабство как таковое; их стоические преемники будут осуждать его более дипломатично; Еврипид вновь и вновь будоражит своих слушателей, сочувственно изображая захваченных на войне рабов, а софист Алкидамант беспрепятственно обходит Грецию, проповедуя руссоистское учение почти теми же словами, что и сам Руссо: «Бог послал людей в мир свободными, и природа никого не сделала рабом» [974]. Но рабство продолжается.

Эксплуатация человека человеком в Афинах и Фивах менее сурова, чем в Спарте и Риме, но вполне адекватна своей цели. Среди свободных афинян нет каст, а решимость и способности позволяют человеку достичь всего, кроме гражданства; этим отчасти и объясняется лихорадочность и кипение афинской жизни. Не существует и острых классовых различий между работодателем и наемным работником; исключение составляют только рудники; обычно хозяин трудится рядом со своими подчиненными, и личное знакомство притупляет остроту эксплуатации. Почти все ремесленники, независимо от класса, зарабатывают по драхме в день [975], но неквалифицированные работники за день получают всего три обола (50 центов) [976]. С развитием фабричной системы сдельная оплата имеет тенденцию к вытеснению почасовой, и заработки становятся более дифференцированными. Подрядчик иногда нанимает рабов у их владельца за плату от одного до четырех оболов в день [977]. Оценить покупательную способность этих заработков можно, сравнив греческие цены с американскими. В 414 году дом и поместье в Аттике стоят тысячу двести драхм; медимн , или полтора бушеля, ячменя стоит драхму в шестом веке, две — в конце пятого, три — в четвертом, пять — во времена Александра; при Солоне овца стоит драхму, от десяти до двадцати драхм — на исходе пятого века [978]; в Афинах, как и в других местах, количество денег обычно увеличивается быстрее количества товаров, и цены растут. В конце четвертого века цены в пять раз выше, чем в начале шестого; они удваиваются между 480 и 404, а также между 404 и 330 годом [979].

Один человек безбедно живет на сто двадцать драхм (120 долларов) в месяц [980]; из этого можно сделать вывод о положении работника, зарабатывающего тридцать драхм в месяц и имеющего семью. Государство, правда, приходит ему на помощь во время большой нужды, распределяя зерно по номинальной цене. Но он замечает, что богиня свободы не дружит с богиней равенства и что при свободных законах Афин сильный становится сильнее, тогда как бедняк остается бедняком [981] [982]. Индивидуализм поощряет способных и разлагает посредственных; он создает изумительные богатства и приводит к их опасной концентрации. В Афинах, как и в других государствах, удачливость прибирает к рукам все, что может. Землевладелец богатеет за счет растущей стоимости своей земли; вопреки сотням законов купец, как только может, добивается льгот и монополии; за счет высоких ссудных процентов спекулянт пожинает львиную долю прибылей промышленности и торговли. Появляются демагоги, указывающие бедноте на неравенство состояний и скрывающие неравенство экономических способностей; перед лицом богатства бедняк начинает сознавать свою бедность, размышлять над своими невознагражденными заслугами и мечтать о совершенном государстве. Куда более жестока, чем война Греции с Персией или Афин со Спартой, война классов во всех греческих государствах.

В Аттике она начинается столкновением нуворишей и земельной аристократии. Древние семейства по-прежнему любят землю и живут по большей части в своих поместьях. Отчие наделы дробятся из поколения в поколение, и в среднем земельные участки невелики [983](у богатого Алкивиада было всего семьдесят акров); поэтому помещик в большинстве случаев трудится на земле или управляет имуществом лично. Но аристократ хотя и небогат, зато горд; в знак благородного происхождения к собственному имени он добавляет имя отца и сколько может чуждается купеческой буржуазии , наживающейся на растущей афинской торговле. Его жена, однако, плачет о доме в городе, о разнообразии жизни и возможностей в метрополии; дочери хотят жить в Афинах и заполучить богатых мужей; сыновья надеются найти там гетер и устраивать пирушки в стиле нуворишей . Поскольку аристократ не может тягаться в роскоши с купцами и фабрикантами, он принимает их или их детей в свои зятья или невестки; им не терпится вскарабкаться выше, и они готовы платить. Результатом становится союз земельного и денежного капиталов и образование высшего класса — ненавидимого и вызывающего зависть у бедноты, гневающегося на неумеренность и расточительность демократии, страшащегося революции олигархов.