Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Эти достижения — основание метеорологии, правильное объяснение затмений, рациональная гипотеза планетообразования, открытие того, что луна светит не своим светом, и эволюционная теория происхождения животных и человека — сделали Анаксагора одновременно Коперником и Дарвином своего времени. Возможно, афиняне простили бы ему эти мнения , не пренебреги он своим нусом при объяснении природных и исторических событий; может статься, они видели в нусе уловку, подобную Еврипидовому deus ex machina (богу из машины), призванную спасти шкуру автора. Аристотель замечает, что Анаксагор всюду искал естественных объяснений [1233]. Когда Периклу принесли барана с одним рогом посреди лба, Анаксагор велел вскрыть животному череп и показал, что мозг, вместо того чтобы заполнить оба полушария, сосредоточился в центре, обусловив тем самым наличие всего одного рога [1234]. Он вызвал неудовольствие простонародья, предложив естественное объяснение метеоров, и низвел многие мифологические фигуры до уровня персонифицированных абстракций [1235].

Некоторое время афиняне относились к философу вполне добродушно, ограничившись тем, что дали ему прозвище Нус [1236]. Но когда выяснилось, что никак иначе ослабить Перикла невозможно, его демагогический соперник Клеон официально обвинил Анаксагора в нечестии на том основании, что тот называл солнце (которое народ по-прежнему почитал богом) раскаленной каменной глыбой; Клеон повел дело столь решительно, что несмотря на смелую защиту Перикла философ был осужден [1237]. Не питая любви к цикуте, Анаксагор бежал в Лампсак на Геллеспонте, где жил преподаванием философии [1238]. Когда ему принесли известие, что афиняне вынесли ему смертный приговор, он ответил: «Природа давно уже приговорила к смерти и их, и меня» [1239]. Он умер несколько лет спустя, в возрасте семидесяти трех лет.

Отсталость Афин в астрономии отразилась и на их календаре. Общегреческого календаря не существовало: в каждом государстве имелся свой собственный; в каждой греческой области была принята одна из четырех возможных дат начала нового года; по мере пересечения границ менялись даже названия месяцев. Аттический календарь отсчитывал месяцы по луне, а годы по солнцу [1240]. Поскольку двенадцать лунных месяцев составляют лишь 360 дней, каждый второй год добавлялся тринадцатый месяц, приводивший календарь в соответствие с солнцем и временами года [1241]. Так как в силу этого год становился на десять дней длиннее необходимого, Солон постановил, чтобы следующие друг за другом месяцы состояли поочередно из двадцати девяти и тридцати дней и делились на три недели ( dekades ), по десять (при необходимости, девять) дней в каждой [1242]; несмотря на это четыре дня по-прежнему оставались лишними, и греки отбрасывали один месяц раз в восемь лет. Таким необычайно окольным путем они в конце концов получили год из 365 1/4 дней [1243].

Между тем в науке о земле прогресс был весьма скромным. Анаксагор правильно объяснил ежегодные разливы Нила, сочтя их причиной весеннее таяние снегов и дожди в Эфиопии [1244]. Возникновение Гибралтарского пролива греческие геологи отнесли на счет землетрясения, а появление Эгейских островов приписали отступлению моря [1245]. Около 496 года Ксанф Лидийский предположил, что Средиземное и Красное моря были некогда соединены в районе Суэца, а Эсхил донес до нас мнение о том, что Сицилия отрезана от Италии в результате землетрясения [1246]. Скилак из Карии (521–485) исследовал все побережье Средиземного и Черного морей. По-видимому, греки не решались на столь авантюрное путешествие, какое предпринял карфагенянин Ганнон; с флотом из шестидесяти кораблей он вышел за Гибралтар и проплыл четыре с лишним тысячи километров вдоль западного побережья Африки (около 490 года). В конце пятого века карты Средиземноморья не были редкостью в Афинах. Насколько нам известно, физика оставалась неразвитой, хотя изгибы Парфенона указывают на значительные познания в области оптики. Ближе к середине пятого века пифагорейцы сформулировали наиболее долговечную из греческих научных гипотез — атомистическую концепцию материи. Эмпедокл и другие выдвинули теорию эволюции человека из низших форм жизни и описали медленный переход человечества от дикости к цивилизации [1247].

Эпохальным событием в истории греческой науки Периклова века стало развитие рациональной медицины. Еще в пятом столетии греческая медицина была в значительной мере связана с религией, а лечением болезней по-прежнему занимались храмовые жрецы Асклепия. Храмовая терапия пользовалась сочетанием эмпирической медицины с впечатляющей обрядностью и заклинаниями, которые захватывали и высвобождали воображение пациента; возможно, применялись также гипноз и некая разновидность анестезии [1248]. С церковной медициной конкурировала медицина светская. Хотя обе группы врачей возводили свое происхождение к Асклепию, мирские асклепиады отвергали религиозные средства, не притязали на чудотворное исцеление и постепенно подводили под медицину рациональный фундамент.

В пятом веке светская медицина Греции была достоянием четырех великих школ: на Косе и в Книде в Малой Азии, в италийской Кротоне и на Сицилии. В Акраганте полуфилософ, получудотворец Эмпедокл делил славу врача с рационалистом Акроном [1249]. Уже в 520 году мы находим известия о враче Демокеде, который родился в Кротоне и занимался медициной на Эгине, в Афинах, на Самосе и в Сузах, вылечил Дария и царицу Атоссу и на закате своих дней вернулся в родной город [1250]. В той же Кротоне пифагорейская школа готовила знаменитейших греческих врачей до Гиппократа. Алкмеона называют настоящим отцом греческой медицины [1251], однако он, несомненно, является поздним представителем светской медицинской традиции, чьи основоположники пропадают за горизонтами истории. В начале пятого века он обнародовал книгу «О природе» ( Peri physeos ) — обычное в Греции название для труда, в котором поднимались общие вопросы естествознания. Насколько нам известно, он был первым из греков, кто установил местоположение зрительного нерва и евстахиевой трубы, занимался препарированием животных, объяснил физиологию сна, признал мозг центральным органом мышления и на пифагорейский лад определил здоровье как гармонию элементов тела [1252]. Главной фигурой в Книде был Еврифрон, который составил медицинское пособие, известное как «Книдские изречения», выяснил, что плеврит является болезнью легких, приписал происхождение многих болезней запору и прославился своей успешной акушерской деятельностью [1253]. Между косской и книдской школами шла ожесточенная война, так как книдяне, которым была не по душе склонность Гиппократа к базисному «прогнозу», направленному на установление общей патологии, настаивали на тщательной классификации всех недугов и лечении, учитывающем их специфику. В конце концов, словно бы в силу некой философской справедливости, многие книдские труды нашли свое место в Гиппократовом Корпусе.