Александр Филюшкин - Закат северных крестоносцев. «Война коадъюторов» и борьба за Прибалтику в 1550-е гг.

То есть тут акцент делается на обидах, нанесенных новгородским и псковским купцам и на неплатеже «дани и старых залогов». Надо подчеркнуть, что все эти проблемы были традиционными для русско-ливонских конфликтов второй половины XV первой половины XVI в. И пограничные споры, и притеснения купцов, и непропуск мастеров и стратегических товаров — все это были «факторами раздражения» в русско-ливонских отношениях еще со времен Новгородской и Псковской республики.

И даже упоминание некоей дани и «старых залогов», под которой, несомненно, имеется в виду знаменитая Юрьевская дань, тоже было ритуальной традицией. Об истории этой дани написано немало, но нельзя сказать, что в данном вопросе достигнута полная ясность [119] Подробнее см.: Юрьенс И. И. Вопрос о ливонской дани // Варшавские университетские известия. 1913. № 6. С. 1–8; № 7. С. 9–16; № 8. С. 17–32; № 9. С. 33–57; Stern С. Der Vorwand zum grossen Russenkriege 1558. Riga, 1936. S. 6-10; Idem. Dorpat-Pleskauer Kämpfe und Verträge 1448–1463 // JGO. 1940. Ig. 5. H. S. 413–418; Шаскольский И. П. Русско-ливонские переговоры 1554 г. и вопрос о ливонской дани // Международные связи России до XVII в. М., 1961. С. 376–381; Казакова Н. А. Указ. соч. С. 135–137; Tiberg Е. Die politik Moskaus gegenüber Alt-Livland: 1550–1558 // Zeitschrift für Ostforschung. 1976. T. 25. S. 593–594; Траля И. Иван Михайлов Висковатый: карьера государственного деятеля в России. М., 1994. С. 197–199; Selart A. Der „Dorpater Zins” und die Dorpat-Pleskauer Beziehungen im Mittelalter // Aus der Geschichte Alt-Livlands: Festschrift für Heinz von zur Mühlen zum 90. Geburtstag / Hrsg, von B. jähnig und K. Militzer. Münster, 2004. S. 11–37. . Выдвигаемые еще средневековыми хронистами экзотические версии о «медовом сборе» (неких русских пчельниках на ливонской территории) и тому подобные надлежит признать несостоятельными. Вероятнее всего, наиболее правильны версии, выводящие происхождение этого платежа из древней дани, взимаемой Псковом с латышей Толовы в XIII веке. Так или иначе, несомненны два факта: что дань была изначально связана с областью Дерптского епископства и что она много лет не собиралась. Она фигурировала во всех известных псковско-дерптских договорах с 1463 г., но ливонцы ее никогда не платили, а русские не настаивали. Упоминание дани в договоре 1550 г. само по себе было лишь данью обычаю. На «исправление» по договору 1550 г. ливонцам отводился год [120] Договор псковских наместников с ливонским магистром, 23 августа 1550 г. Л. 11–11 об. — Публикацию немецкого текста договоренностей 1550 г. см.: Напьерский К. Е. Русско-ливонские акты. СПб., 1868. С. 369–374. № 380. — Он представляет собой грубый и дефектный в ряде мест практически подстрочник к русскому тексту. .

Зачем Россия в 1550 г. выступила с подобным демаршем? Почему она грозила войной? Чего, собственно, добивалась Москва? Предположить наличие у дипломатов Ивана Грозного уже в 1550 г. далеко идущих планов аннексии Ливонии мешает полное отсутствие каких-либо свидетельств на сей счет. Не существует абсолютно никаких источников за 1550-е гг., которые могли бы пролить свет на «кухню» работы российской посольской службы. Гипотетически такие планы могли быть: первым шагом в их реализации, возможно, являлся договор 1550 г., содержавший заведомо невыполнимое требование за год «исправиться во всех делех» и полностью соответствовавший традициям предшествующих новгородско-псковско-ливонских пограничных войн. Но реализации этих планов помешала начавшаяся в 1551 г. крупномасштабная Казанская кампания. О Ливонии было настолько забыто, что когда по истечении указанного года ни магистр, ни епископ не прислали послов и не доказали своего «исправления», на это просто не обратили внимания. Никого даже не смутило, что по истечении годичного перемирия без его продления стороны юридически в 1552–1554 гг. оказались в состоянии войны [121] В современной эстонской историографии можно встретить подобное мнение: Laidre М. Dorpat 1558–1708: linn väe ja vaenu vahel. Tallinn, 2008. Lk. 38. ― 3a указание этой работы благодарю М. Маазинга. . Царь брал Казань, решалась историческая судьба его царствования, до ничтожной Ливонии ли тут… Э. Тиберг очень точно заметил, что русская активность в отношении Ливонии в 1550 г. «не гармонировала» с борьбой на татарском направлении [122] Tiberg Е. Zur Vorgeschichte des Livländischen Krieges… S. 111. .

Между тем, отрицать возможность существования в 1550 г. у Москвы планов какой-то военной акции против Ливонии тоже полностью нельзя. Э. Тиберг обратил внимание, что в 1550 г., также, как и в 1557 г., накануне русского вторжения 1558 г., царь Иван Грозный издал запрет русским купцам ездить в Ливонию [123] Ibid. S. 10. . Это косвенно может свидетельствовать о каких-то военных приготовлениях.

Далее в русско-ливонских отношениях возникает некий правовой вакуум. Ни Ливония, ни Россия продлять истекшее в 1551 г. годичное перемирие не спешили, но и реальную войну не начинали. Для России это годы покорения Казанского ханства, и ей было явно не до Ливонии. Переговоры с Россией возобновились только в 1554 г. [124] О ходе переговоров см.: Шаскольский И. П. Русско-ливонские переговоры 1554 г. С. 389–391; Tiberg Е. Die politik Moskaus… S. 581–591; Rasmussen K. Die livländische Krise… S. 21–26; Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений… С. 149–153; Попов В. Е. у Филюшкин А. И. Русско-ливонские договоры 1554 г. // Studia Slavica et Balcanica Pctropolitana. 2010. № 1 (7). C. 109–130. Главным и печально известным событием на них была внезапная для Ливонии актуализация требования юрьевской дани. Остальные пункты договора 1554 г., как подчеркнул И. П. Шаскольский, практически повторяют соответствующие положения договора 1550 г. [125] Шаскольский И. П. Русско-ливонские переговоры 1554 г…. С. 382. — Из других нововведений ученые иногда акцентируют внимание на принятии Ливонией на себя обязательств не вступать в соглашения с Великим княжеством Литовским, но, как подчеркнул И. П. Шаскольский, этот пункт не был новым, а фигурирует в русско-ливонских договорах с начала XVI в. (Там же. С. 397). По Н. А. Казаковой, данные требования Россия предъявила Ливонии в 1505 г. (Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения… С. 243), а в 1509 г. они были включены в договор (Там же. С. 248–251).

В историографии принято мнение, что для России в 1554 г. был важен сам факт платежа дани: кто платит, тот является подданным, и если бы Ливония заплатила дань — то тем самым она бы признала свою политическую зависимость от России, а царя Ивана Грозного — своим сюзереном. Впрочем, данная трактовка не исключает и вымогательский характер действий Московии — в 1554 г. по отношению к Ливонии она вела себя как государство-рэкетир, под угрозой насилия вымогающий деньги. При этом не стоит видеть в требовании дани исключительно предлог для агрессии — неизвестно, состоялась бы война, если бы Ливония заплатила требуемую сумму. Нам представляется, что в 1554 г. на первом плане у России были еще финансовые и дипломатические интересы, военный сценарий всерьез не планировался.