Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

Летописные сообщения не содержат никакой информации о деятельности Ярослава в Суздальской земле и упоминают о ней лишь в связи с новгородскими событиями. При этом они не дают никаких указаний на места, из которых Ярослав при разных обстоятельствах отправлялся в Новгород, или же в которые он прибывал, выехав из Новгорода, или же дают на сей счет весьма противоречивые сведения. Неизвестно, куда отправился Ярослав, побывав в Новгороде в 1265/1266 г. [264]Зимой 1266/1267 г. он вернулся с войсками из низовских земель, как сообщается в Новгородской первой летописи [265]. Только в более поздних сводах XV или XVI вв., в сообщениях, во всем остальном очень близких к ранним, утверждается, что Ярослав вышел в поход из Владимира [266]. Схожим образом обстоит дело и с последующими событиями. Согласно версии Никоновской летописи, когда в 1268 г. новгородцам понадобилась поддержка против Орды, они обратились за помощью во Владимир [267], в то время как более ранняя новгородская летопись снова не называет места, куда они адресовались со своей просьбой [268]. Если доверять Новгородской первой летописи, Святослав Ярославич в 1269/1270 г. был послан в «Низовскую землю» собирать войско для запланированного похода против Ливонии [269]. Никоновская летопись, напротив, называет целью поездки Святослава Владимир [270]. В изображении той же летописи во Владимир вынужден был отправиться и Ярослав Ярославич, когда новгородцы восстали против него в 1270 г. [271]Новгородский же летописец умалчивает о том, куда отъехал Ярослав [272]. По всей видимости, при составлении летописных сводов XV–XVI вв. название города Владимира было включено в сообщения, заимствованные из новгородских оригиналов. Поскольку великое княжество Владимирское в это время рассматривалось как неотъемлемое наследие московской линии Рюриковичей, в намерения сводчиков явно входило не упоминать по возможности о тверском происхождении Ярослава. Если исходить из этого предположения, то летописные сообщения, в которых упоминается Владимир, не опровергают того, что Ярослав правил великим княжеством из Твери. С другой стороны, приверженцы этой точки зрения еще должны доказать ее [273]. Московская сторона должна была быть заинтересована в том, чтобы затушевать великокняжеское достоинство Ярослава, — ведь отсюда вытекали притязания его сына Михаила на великокняжеский престол по праву старшинства, и Михаил спорил в 1304 г. за обладание великим княжением с московским князем Юрием Даниловичем; в интересах же тверских летописцев, на против, было особое выделение времени великого княжения Ярослава, а также того обстоятельства, что он был прародителем тверских князей. Преемственное тверское летописание начинается, как упоминалось выше, с 1285 г., поэтому отсутствие летописных сообщений, которые можно было бы использовать при решении этой проблемы, оставляет ее открытой. Стоит, впрочем, указать на одно весьма своеобразное и заслуживающее внимания известие под 1408 г.: правящий в Твери Иван Михайлович в ходе конфликта с Москвой обращается к великому князю московскому, утверждая, что его предок Ярослав Ярославич во время своего семилетнего великого княжения вырастил малолетнего сына Александра Невского Даниила и управлял его Московским уделом через своих служилых людей [274]. Даниил был первым князем московским, Ярослав — первым князем тверским.

Со всей осторожностью, вызванной необходимостью учитывать малое количество дошедших до нас источников, в заключении можно констатировать следующее:

Ярослав Ярославич преследовал далеко выходящие за рамки его удела политические цели [275]. Опираясь на власть и авторитет, получение им вместе с великокняжеским титулом, он попытался укрепить или же утвердить свое господство в Новгороде и Пскове; одновременно он стремился защитить северо-запад Руси от рыцарей Ливонского ордена. С другой стороны, он не забывал и о своем собственном уделе. Найденное для себя епископом Симеоном новое поле деятельности в Твери, хотя и является единственным доказательством ее подъема [276], может расцениваться одновременно как событие исключительной важности.

Старшин сын и наследник Ярослава Ярославича на княжении, Святослав Ярославич [277], уже вскоре после начала своего правления оказался вовлечен в конфликт, разгоревшийся между двумя Другими князьями и Великим Новгородом. Василий Ярославич Костромской, получивший после смерти своего брата Ярослава великое княжение как последний оставшийся в живых сын Ярослава Всеволодовича, рассчитывал также и на вокняжение в Новгороде, особенно потому, что он поддержал новгородцев в 1270 г. Новгородцы же, однако, призвали к себе княжить Дмитрия Александровича Переяславского. 9 октября 1272 г. в торговом городе на Волхове состоялось торжественное восшествие Дмитрия на княжеский стол [278]. Хотя переяславский князь и поддержал в 1270 г. великого князя Ярослава против новгородцев, для последних явно важнее, чем недавнее отношение Дмитрия и Василия к новгородским делам, оказалась возможность дать великому князю владимирскому почувствовать свойственную Новгороду свободу в выборе князя.

Между тем Василий Ярославич не был удовлетворен таким поворотом дел: он собрал против Переяславля войска и напал на пограничный новгородский город Торжок. В то же время Святослав Ярославич Тверской, будучи союзником великого князя, атаковал новгородские «пригороды» Волок Ламский, Бежицы и Вологду. Войска обоих князей при этом явно были поддержаны татарскими отрядами [279]. Помимо этого, в Твери и Костроме посадили в тюрьму новгородских торговых людей и отняли их товары; в Новгород был прекращен подвоз зерна [280].

Вопреки расположению звезд на политическом небосклоне 1270 г., Святослав, поддержав великого князя, изменил свою ориентацию. Большое значение здесь, вероятно, имела позиция татар. Любая оппозиция Василию, уже получившему ярлык на великое княжение, была бы расценена в Орде как мятеж против верховной ханской власти [281]. Поскольку это обстоятельство явно не удержало новгородцев и Дмитрия Александровича от действий, нарушающих интересы великого князя, следует сказать и о втором из мотивов, определивших позицию Твери. Принятие враждебной Дмитрию Александровичу стороны стало началом вражды между Тверью и Переяславлем; она продолжалась и после того, как в 1276/1277 г. Дмитрии Александрович стал великим князем владимирским, а завершилась лишь в 1290-е гг. после возникновения новой политической ситуации. С учетом всего вышесказанного риск, которому подвергала себя Тверь, требует объяснения. Чем определялась враждебность Твери к Переяславлю? Это княжество было восточным соседом Твери; по независимой политике Дмитрия заметно, что оно, несмотря на разрушения во время монгольского нашествия [282], имело внушительную силу. Возможно, что это и повлекло за собой естественное соперничество между Тверью и Переяславлем.