Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

Однако зимой 1316/1317 г. [431]или в начале мартовского года 1317/1318 [432]в Твери появился новгородский архиепископ Давид. Михаил Ярославич, как сообщает новгородский летописец, отклонил предложение Давида о выкупе содержащихся в Твери заложников [433]. Однако, в соответствии с тверским летописным известием, договоренность была достигнута. Новгородцы должны были выплатить Михаилу 5000 рублей [434]. Относящийся к этому времени договор между Михаилом Ярославичем и Великим Новгородом [435]приписывает великому князю получение в общей сложности 12000 гривен в «низовском весе» — мере, принятой в «низовских землях» (т. е. рублях) [436], и провозглашает своим основным принципом возврат к отношениям между князем и городом, установленным «грамотой архиепископа Феоктиста», т. е. соглашением 1307 г. [437]

В конце лета 1317 г. ситуация вновь изменилась не в пользу Твери. Юрий Данилович вернулся из Орды в сопровождении «могучего посла» Кавгадыя, получив от хана Узбека великокняжеский ярлык [438]. Низложенный таким образом с великокняжеского престола Узбеком Михаил Ярославич выехал на Волгу навстречу Юрию и Кавгадыю, которые были «со всеми суздальскими князьями», вел некоторое время переговоры с московским князем и ханским послом, а после этого

«уступися великаго княжения Михаило, а самъ поеха во свою отчину во Тверь и заложи большой Кремликъ.» [439]

Строительство нового городского укрепления показывает, что, несмотря на отказ тверского князя от великого княжения, он не исключал возможности новых столкновений. И действительно, около 20 сентября 1317 года [440]Юрий и Кавгадый перешли у Клина южную границу Тверского княжества, а новгородцы начали одновременно с севера наступление от Торжка. Михаил помешал координированному осуществлению атаки своих противников, поспешив к Торжку и разбив новгородские войска. После заключения мирного договора Новгород был исключен из числа противников Твери. Между тем князь Юрий с татарами и со всеми суздальскими войсками начал воевать Тверскую землю. Москвичи и татары поджигали деревни и поля и брали большое количество пленных. Пять недель стояло войско Юрия в полевом лагере в пятнадцати верстах (примерно 16 километров) от Твери,

«и ездиша послове от Кавгадыя к великому князю Михаилу много с лестию, и не бысть между ими миру. И поиде Кавгадый к Волзе, и Юрий князь и вси суздальстии князи и стояху на перевозе у Волги. А великий князь Михаило, совокупя свою силу мужи тверичи и кашинцы, поиде противу Юрья, а Юрьй ополчился противу, и ступишася полцы обои, и бысть сеча велика. Пособи богъ великому князю Михаилу, многи же избиша, а князи многи руками изымаша и приведоша во Тверь, а княгиню Юрьеву скончаша [441], а Юрьи князь бежал в Новград в мале дружине; а Кавгадый повеле дружине своей и стяги поврещи [442], а сам нелюбуя поеха в станы. Се же бысть декабря въ 22 день, на память святыя мученицы Анастасии, в четвергъ, в годину вечернюю, за три дни рожества Христова, а в пятокъ великий князь Михаил, видевся с Кавгадыемъ, взял миръ и поя его во Тверь з дружиною и, почтив его, отпусти.» [443]

Согласно житию Михаила, во время битвы, произошедшей у местечка Бортенево тверской князь приказал своим людям не трогать Кавгадыя и других татар [444]. Михаил выступает в этих событиях исключительно как обороняющаяся сторона: все-таки на протяжении трех месяцев он в бездействии наблюдал, как опустошается его земля. К нанесению ответного удара его побудил лишь прорыв противников к Волге, который вполне мог повлечь за собой появление новых отрядов из Великого Новгорода.

Поведение Кавгадыя, напротив, трудно объяснимо. В Твери, куда Михаил пригласил его после битвы при Бортенево, Кавгадыю пришлось присягнуть в том, что

«воевали сами и власть твою без цесарева слова и повеления» [445].

Может быть, посланец хана на самом деле действовал на свой страх и риск. Однако, как стало ясно вскоре, попытка Михаила завоевать расположение Кавгадыя «дарами» оказалась ошибочной.

В начале 1318 г. тверской князь встретился с Юрием Даниловичем и новгородским архиепископом Давидом и заключил с ними мирный договор. Несмотря на одержанную победу, Михаил признал своего противника великим князем, подтвердив, что сам он притязает лишь на княжеский титул; Михаил заверил далее своих партнеров в возврате Новгороду земель и полученных от города денежных сумм, а также в том, что он «разорвет» выгодные для него соглашения, заключенные с Новгородом в предшествующие годы. О притязаниях Михаила на новгородское княжение речь больше не шла [446]. Помимо этого, из новгородского летописного известия следует, что Михаил согласился освободить содержащихся в Твери брата Юрия Бориса и жену Юрия Кончаку [447]. Вскоре после этого Кончака, приходившаяся сестрой хану Узбеку, умерла в Твери. Это, естественно, дало москвичам прекрасную возможность говорить о ее отравлении [448]. Учитывая очевидное стремление Михаила не навлекать на себя ханский гнев, представляется невероятным, что он несет какую-либо ответственность за смерть Кончаки [449].

Юрий и Михаил договорились предстать перед судом Узбека в Орде. В конце февраля 1318 г. тверской князь выслал к татарам предварительно своего третьего сына Константина (род. 1306/1307 г.) [450]и явно пытался урегулировать свои отношения с Москвой, отправляя туда посольства «о любви». Юрий, однако же, приказал умертвить послов «лютой смертью» [451]и вскоре после этого, получив приказание Кавгадыя. отправился в Орду

«поима же съ собою… все князи Низовъскые и бояре со городовъ и Новгородцевъ» [452].

Поездка в Орду всегда была для русских князей опасным предприятием; это видно уже из того, что многие такие поездки становились поводом для предварительного составления княжеских завещаний. Для Михаила Ярославича опасность была особо велика после его победы над Юрием Даниловичем и смерти Кончаки. Единственным источником, рассказывающим о событиях 1318 года в Орде, является повесть об убиении Михаила. В этой повести, цитируемой здесь по версии московского свода конца XV века, сообщается следующее: старшие сыновья Михаила Дмитрий (род. 1298 г.) и Александр (род. 1300 г.), сопровождавшие отца до Владимира [453], просили его не ездить к хану самому, а послать одного из них. На это Михаил возразил:

«видите ли, чада моя, яко не требуеть вас цесарь, ни иного кого, разве мене, моея бо главы хощеть, и аще азъ, где уклонюся, то вотчина моа вся в полонъ будеть и множество христианъ избиени будуть, а после того умерети же ми будеть от него, то лучше ми есть ныне положити главу свою, да неповиннии не погибнуть.» [454]

Хотя эта цитата, как выражающая подлинные рассуждения Михаила, и может нуждаться в некоторых поправках, она одновременно выявляет основную проблематику «Повести о Михаиле Тверском»: исходная ее версия была записана вскоре после гибели Михаила и связана с быстро утверждавшимся почитанием Михаила как «страстотерпца» [455].Биографический рассказ, составленный с целью превознесения своего героя как святого, естественным образом представляет собой источник, при оценке ко- того требуется особая осторожность. Впрочем, В. А. Кучкин, анализируя отдельные варианты этой повести, пришел к выводу, что точность и подробность, с которыми изображены события в Орде, указывают на составление исходной версии текста очевидцем. В. А. Кучкин высказывает при этом предположение, что составителем «Повести» мог быть упоминаемый в ее тексте духовный отец Михаила настоятель Александр [456]. Двойственный характер этого источника (с одной стороны — агиографическое повествование, с другой — рассказ очевидца), разумеется, только осложняет точную оценку отдельных его моментов.