Глеб Абрамович - Князья Шуйские и Российский трон

Академик Л. В. Черепнин дает весьма остроумную и убедительную оценку этого суда. «Форма соборного судопроизводства, — пишет историк, — очевидно, была выбрана Лжедмитрием потому, что он искал популярности среди различных сословий Русского государства. Лжедмитрий применил довольно ловкий прием: осуждению Василия Шуйского он придал характер соборного приговора, помилование же (уже на Лобном месте) этого приговоренного к смерти боярина должно было выглядеть в глазах населения как акт личного царского милосердия» [324] Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв. М., 1978. С. 151. .

Однако Лжедмитрий I ошибся в своих расчетах. Очевидцы события пишут, что «вся площадь закипела в неописуемом движении радости» [325] Карамзин Н. М. История… С. 102. . Реакция народа понятна: Шуйский своим поведением на суде, и особенно на Лобном месте, стер с себя те грязные пятна, которые лежали на нем, и уже никто не вспоминал, какую роль играл В. Шуйский в смерти царевича Дмитрия. Напротив, его смелое поведение импонировало простому народу, а боярские круги, недовольные воцарением Самозванца, увидели в Василие Шуйском надежного лидера. Есть все основания считать, что Лжедмитрий — храбрый воин и ловкий авантюрист, но неопытный политик — не только ничего не выиграл этим процессом, но, напротив, недооценил ум и большой опыт прожженного интригана Василия Шуйского, который в силу своего политического чутья и логики, а возможно, и зная о характере Лжедмитрия от кого-нибудь из его близкого окружения, понял замысел Самозванца. Возможно, в этом крылась причина смелого и уверенного поведения Шуйского на суде, под пытками и на плахе.

Реакция большей части знати и некоторых других слоев населения на действия Лжедмитрия против Шуйских показала Самозванцу необходимость держаться осторожнее с родовитой знатью. Через четыре-пять месяцев после ссылки Шуйские были возвращены в Москву. Тем самым Лжедмитрий I расписался в собственной слабости, и Шуйские поняли это.

Имея широкие связи в среде боярства, Шуйские поддерживали отношения и с другими слоями населения не только в столице, но и на периферии. Владея вотчинами в Шуйском уезде, где были широко развиты шубный и другие крестьянские промыслы, они устанавливали обширные связи с московским купечеством. С другой стороны, занимая в течение двух веков наместнические посты в Новгороде и Пскове, Шуйские пользовались большой популярностью среди служилого дворянства тех земель, которое, в свою очередь, играло видную роль среди всего служилого дворянства России. При помиловании Шуйским были возвращены все их чины и владения. Василий Шуйский, дав письменное обязательство на верность Дмитрию, прибыл в Москву в ореоле героя-мученика и, ведя себя как усердный слуга царя, благодарный ему за прощение, снискал у недалекого и самоуверенного Лжедмитрия полное доверие, что давало Шуйскому полную возможность подготавливать почву для переворота.

Лжедмитрий снял также с Василия Ивановича запрет на женитьбу, наложенный на него Борисом Годуновым и разрешил взять в жены княжну Буйносову-Ростовскую. Шуйскому позволено было сыграть свадьбу сразу после женитьбы царя на Марине Мнишек. Для этого, 7 мая 1606 г., Василий Шуйский участвовал в церемонии обручения в качестве тысяцкого. Он же подводил Марину к приготовленному для нее в Грановитой палате, в нарушение русского обычая, второму трону, поставленному рядом с царским, и произносил речь: «Наияснейшая Великая Государыня, Цесаревна Мария Юрьевна! Волею божией и непобедимого Самодержца, Цесаря и Великого князя всея России, ты избрана быть его супругой: вступи же на свой Цесарский маестат и властвуй вместе с Государем над нами» [326] Там же. Т. XI. С. 163. . Шуйский также выводил Марину из храма после венчания, а затем вместе с ее отцом — Юрием Мнишеком — проводил до брачной постели. На свадебных торжествах присутствовала и жена Дмитрия Шуйского, дочь Малюты Скуратова. Сам Дмитрий Шуйский принимал участие в переговорах с послами польского короля Сигизмунда.

Шуйские и их соратники использовали все промахи Самозванца в нарушении им русских обычаев и его покровительство иноземцам, которые вели себя в Москве как завоеватели. Исподволь они стянули в столицу своих людей из различных вотчин, кроме того, ввели в город воинские отряды, расположенные под Москвой. Когда все было готово, 17 мая 1606 г. в четвертом часу утра по Москве загудел набат. Звонили во всех церквях. На Красную площадь устремился народ, вооруженный мечами, копьями, самопалами, а также дворяне, дети боярские, стрельцы и др. У Лобного места сидели на конях бояре, окруженные князьями и воеводами в полных доспехах. Когда собралось достаточно народу, распахнулись Спасские ворота и князь В. И. Шуйский с мечом в одной руке и с распятием в другой въехал в Кремль. Сойдя с коня, он зашел в Успенский собор, приложился к иконе Владимирской Божьей Матери и, выйдя к народу, крикнул: «Во имя божие идите на злого еретика» [327] Там же С. 173. . Толпа ринулась во дворец. Вскочивший со сна Лжедмитрий велел ночевавшему у него П. Ф. Басманову выяснить, в чем дело. Басманов, открыв дверь в сени, увидел рвущуюся в царские покои толпу. На его вопрос, к кому те идут, народ закричал: «К Самозванцу». Срубив мечом голову ворвавшемуся вслед за ним дворянину, Басманов крикнул Лжедмитрию: «Спасайся!». Тот, вырвав бердыш у телохранителя, растворил дверь в сени и закричал народу: «Я вам не Годунов». В ответ загремели выстрелы и охрана закрыла дверь, но силы ее были невелики — лишь 50 немцев, 20–30 поляков и несколько невооруженных слуг и музыкантов.

Бесстрашный Басманов снова вышел к восставшим и, увидев бояр, стал их уговаривать. Но Михаил Татищев с криком «Злодей!» ударил его ножом в сердце. Басманов упал замертво, а затем был сброшен с крыльца. Лжедмитрий, не видя иного спасения, выскочил в окно на Житный двор, но вывихнул ногу и разбил грудь и голову. Здесь его узнали стрельцы, неучаствовавшие в восстании; они подобрали Самозванца и решили не выдавать его толпе. Требуя вызвать царицу-инокиню, стрельцы говорили: «Если он ее сын, то мы умрем за него; а если царица скажет, что он Лжедмитрий, то волен в нем бог» [328] Там же. С. 174–175. . Вызванная из кельи Марфа отреклась от Лжедмитрия, заявив, что была вовлечена в грех лжи угрозами и лестью. Ее заявление поддержали и вызванные Нагие. После этого стрельцы выдали Лжедмитрия, его привели во дворец и стали допрашивать, предварительно содрав с него царское платье и одев в лохмотья. Во время допроса в двери ломился народ, всех волновал вопрос, признается ли допрашиваемый. Возможно, боясь непосредственной встречи Самозванца с простым народом, дворяне Иван Воейков и Григорий Валуев двумя выстрелами убили Лжедмитрия и отдали его тело на растерзание толпе, которая, натешившись трупом, сбросила его с крыльца на труп Басманова. Затем оба тела вытащили из Кремля и бросили около Лобного места.