Антон Горский - «Бещисленные рати и великия труды…»: Проблемы русской истории X–XV вв.

Но если данное лицо являлось монголом, встает вопрос, почему Хонгрот определен как киевский сотник [635]. Из текста следует, что он пребывал не в Киеве, а в улусе Куремсы — ближайшей к Киеву монгольской административной единице. Рассказывая выше в гл. 9 о пребывании у Куремсы, Плано Карпини пишет, что там «нам дали лошадей и трех татар, которые были десятниками, а один — человек Бату», которые сопровождали францисканцев до ставки Батыя [636]. В перечне же свидетелей как спутники францисканцев по пути от Куремсы к Батыю называются сотник Хонгрот и его товарищи. Очевидно, что речь идет об одних и тех же лицах: десятники подчинены сотнику, который и есть «человек Бату». Таким образом, киевский сотник находился в ближайшем к Киеву степном улусе и был подчинен непосредственно Батыю. В связи с этими данными, уместно вспомнить вызвавшее серьезные споры в историографии летописное известие о монгольской переписи 1257 г. в Северо-Восточной Руси: «Тое же зимы приехаша численици, исщетоша всю землю Сужальскую, и Рязаньскую, и Мюромьскую, и ставиша десятники, и сотники, и тысящники, и темники, и идоша в Ворду» [637].

Историки разошлись во мнениях в отношении того, кем были упомянутые представители администрации — темники, тысячники, сотники и десятники: монголами [638]или русскими [639]. При этом практически все исходили из того, что эти лица действовали на Руси. Сведения Плано Карпини позволяют по-иному взглянуть на этот вопрос. В гл. 7 он прямо свидетельствует, что в Южной Руси монголы ко времени путешествия францисканцев уже провели перепись населения с целью упорядочить сбор дани [640]. Отсюда следует, что упомянутые Плано Карпини в гл. 9 имеющие отношение к Киеву сотники и десятники — это поставленные в ходе переписи монгольские чиновники, отвечающие за сбор дани. Но постоянно находились они не на Руси, а в ближайшей к Киевской земле монгольской административной единице (из которой можно было в короткий срок добраться до подведомственной территории для осуществления своих функций) [641]. Разумеется, сотник Хонгрот был не главным и не единственным чиновником, ответственным за Киев и его округу, а только одним из многих. Поскольку Плано Карпини и его спутники приехали к Куремсе из Киева, ему было приказано сопроводить их на дальнейшем пути.

Таким образом, упоминание киевского сотника в «Истории монголов» проясняет особенности системы управления русскими землями в первые десятилетия монгольского господства. Это был контроль без оккупации, при котором лица, осуществлявшие властные прерогативы, находятся вне подвластной земли, но по соседству с ней. Соответственно, десятники, сотники, тысячники и темники [642], «поставленные» в 1257 г. в Суздальской земле, скорее всего, постоянно пребывали в ближайшем к ней улусе — Булгаре [643](и были, несомненно, монголами [644]).

В целом перечень свидетелей путешествия Плано Карпини содержит ценную, местами уникальную информацию. Русские имена и имена тюрок по происхождению, служивших русским князьям, переданы точно. К последним относятся только три имени — Сангор, Темер и, вероятно, «Коккелебан». «Дубарлай» и «Угней» — имена-фантомы, порожденные ошибками, происшедшими при издании текста «Истории монголов» почти два столетия назад: в тексте на самом деле упоминаются носители славянских имен с элементами — слав и — гнев . Перечень содержит упоминание минимум одного князя, неизвестного подругам источникам (Святополк), в нем раскрывается состав окружения великого князя Ярослава Всеволодича в его поездке в Каракорум ко двору великого хана. При этом упоминание единственного «нерусского» персонажа перечня — киевского сотника, рассмотренное в контексте со сведениями других источников, позволяет высказать определенные предположения в отношении системы властвования завоевателей над Русью.

О контактах между Александром Невским и Иннокентием IV, занимавшем в 1243–1254 гг. папский престол, свидетельствуют три источника — две буллы Иннокентия IV и Житие Александра Невского.

В своем первом послании, датированном 22 января 1248 г., папа предлагал Александру присоединиться, по примеру его покойного отца Ярослава, к Римской церкви и просил в случае татарского наступления извещать о нем «братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих, дабы как только это (известие) через братьев оных дойдет до нашего сведения, мы смогли безотлагательно поразмыслить, каким образом, с помощью Божией, сим татарам мужественное сопротивление оказать» [645]. Вторая булла датирована 15 сентября 1248 г. Из ее текста следует, что папа получил на первое послание благоприятный ответ. Иннокентий IV, обращаясь к «Alexandra, illustri regi Nougardiae», пишет: «Ты со всяким рвением испросил, чтобы тебя приобщили как члена к единой главе Церкви через истинное послушание, в знак коего ты предложил воздвигнуть в граде твоем Плескове соборный храм для латинян ( in Pleskowe civitate tua Latinorum Ecclesiam erigere cathedralem )»; далее папа просит принять его посла — архиепископа Прусского [646]. В Житии Александра упоминается о папском посольстве к нему двух кардиналов, которые пытались уговорить князя присоединиться к Римской церкви, на что Александр ответил решительным отказом [647].

Камнем преткновения при интерпретации этих сведений стала вторая булла Иннокентия IV. Следующий из ее содержания вывод, что позиция адресата в отношении перехода под покровительство папы была положительной, явно не вписывался в устоявшееся представление об Александре Невском как непримиримом противнике католичества. И были предприняты попытки «найти» для послания от 15 сентября 1248 г. другого адресата. Примечательно, что этими поисками занимались авторы, сочувственно относившиеся к политике курии и Ордена.

Против представления об Александре как адресате буллы от 15 сентября были выдвинуты следующие аргументы: 1) адресат именуется « rex Nougardiae », в то время как Александр в послании от 22 января — « dux Susdaliensis » (« nobili viro Alexandro duci Susdaliensi »); 2) Александра не было осенью 1248 г. на Руси (он находился на пути в столицу Монгольской империи Каракорум); 3) Псков не был «его городом» [648]. Вначале в адресаты был предложен князь Ярослав Владимирович, бывший в 1240 г. союзником Ордена в войне против Новгорода [649]. В 30-е гг. прошлого столетия было выдвинуто предположение, что булла от 15 сентября 1248 г. направлена к литовскому князю Товтивилу, княжившему в Полоцке (поскольку « Pleskowe » якобы может быть интерпретировано не только как Псков, но и как Полоцк) [650]. Надуманность этих гипотез очевидна: оба «претендента» не носили имени Александр [651], не княжили ни в Новгороде Великом, ни в Новгородке Литовском (поэтому ни тот, ни другой не мог быть назван « rex Nougardiae »); Ярослав Владимирович в 1248 г. не мог владеть и Псковом [652]. Не более убедительны аргументы против отождествления адресата с Александром Невским. Изменение титулатуры вполне объяснимо: получив на первое послание благоприятный ответ, папа назвал адресата более высоким титулом — rex (так Иннокентий IV титуловал в своих посланиях 1246 г. и последующих годов Даниила Галицкого). Но при этом он не мог поименовать Александра rex Susdaliensis , так как rex — титул суверенного правителя, а в Суздальской земле [653]верховным правителем («великим князем») был тогда дядя Александра Святослав Всеволодич. Но в пределах Новгородской земли Александра можно было посчитать суверенным правителем — отсюда « rex Nougardiae ». Отсутствие Александра на Руси — не причина для того, чтобы прекращать с ним переписку, поскольку уезжал он не навсегда (ниже будет показано, что первоначально предполагалась поездка князя только к Батыю с возвращением в том же 1248 г.; в Каракорум Александр отправился не ранее лета 1248 г., и в сентябре в Лионе, где тогда находилась резиденция папы, об этом еще не могли знать). Псков с 1242 г. подчинялся Александру, особого князя там не было до 1253 г.