Артём Федорчук - Фальсификация исторических источников и конструирование этнократических мифов

Не так давно разгорелась международная дискуссия, посвящённая сочинению Якоба Анконского, опубликованному под названием «Город света» [663]. Это сочинение выдавалось за дневник путешествия в Китай еврейского купца Якова, уроженца города Анконы в Северной Италии. Подразумевалось, что Яков выехал из Венеции в апреле 1217 г., достиг Зайтуна (современный Гуанчжоу, провинция Фуцзян) и вернулся в Венецию в мае 1273 г., таким образом, опередив на четыре года Марко Поло. По словам переводчика, это сочинение написано на простонародном итальянском языке с большим количеством еврейских слов. К сожалению, владелец этой уникальной рукописи не согласился показать оригинал переводчику и даже раскрыть своё имя. Однако из-за сенсационного характера этого текста, спорной природы исторических данных, которые он содержит, а также невозможности для учёных ознакомиться с его оригиналом многие выражали скептицизм относительно аутентичности этого труда [664]. Конечно же, это напоминает нам споры, которые всё ещё сопровождают вопрос о подлинности описания самого Марко Поло!

«Таинственное» исчезновение «древних» исторических работ идёт рука об руку с подделкой исторических источников. Продолжается долгий спор о том, было ли написано «Слово о полку Игореве» (уникальная рукопись которого пропала во время пожара в Москве в 1812 г.) вскоре после событий 1185 г., описанных в произведении, позднее, в средневековый период, или же даже в XIX в. в качестве научной фальсификации [665]. Ф. Нурутдинов в своём введении к публикации «Джагфар тарихы» (у меня также вызывает недоверие отнесение данной работы к волжско-булгарскому периоду), чтобы подкрепить своё утверждение о подлинности потерянных материалов, явившихся первоосновой для «Джагфар тарихы», также заявляет о загадочном исчезновении в 1920 г. рукописи «Кыссаи-Юсуф», написанной Мухаммадом Гали [666].

«Джагфар тарихы» — это явная попытка объединения ссылок на путешественников, известных из других источников. Например, глава 8-я «Гази Барадж тарихы» под названием «Прибытие великих послов» содержит информацию о прибытии из Халифа послов Ахмеда Ибн Фадлана (около 922 г.) [667]. Глава 18-я этого произведения «Булгары и правление Колына и Анбала» содержит информацию о прибытии Абу Хамида аль-Гарнати (1153 г.) [668]. Это частичное совпадение с известными источниками было использовано в качестве аргумента в доказательство подлинности «Джагфар тарихы».

В «Джагфар тарихы» также содержится информация из других неоднозначных источников. Глава 3-я «Период булгарского балтавара» упоминает Дуло, известного ещё только по дунайско-болгарскому «Именнику болгарских ханов». Кроме того, «Джагфар тарихы» повествует о сомнительных исторических личностях, встречавшихся в ранних вариантах «булгарской» истории, например у Муслими в «Теварих-и Булгарийе». Ещё один пример: имя Барадж, которое можно встретить в ранних «булгарских» источниках и более поздних генеалогиях (шаджара), в «Джагфар тарихы» принадлежит важной фигуре — Гази Бараджу. В то же время М. А. Усманов считает появление необычного имени Барадж в «Теварих-и Булгарийе» уникальным для средневековой татарской литературы [669].

Материалы «Джагфар тарихы» выявляют и другие исторические проблемы, включая анахронизмы, слишком многочисленные для освещения в данном эссе. Как можно объяснить столь раннее появление этнонимов «татар», «куман» и др. в булгарской истории VII–X вв., как это представлено в данном произведении? Были ли первые хроники, о которых здесь упоминается, написаны на арабском, персидском или тюркском языках? Так как в VII–X вв. не было исламско-тюркской литературы, то и другие использованные в документе средневековые «булгарские» источники с хронологической точки зрения представлены здесь слишком рано относительно остальной мусульманско-тюркской литературы [670].

Также вызывает любопытство, как «изобретательный» переводчик этого произведения, судя по всему любитель, смог автоматически преобразовать все даты хиджры досовременных исламских текстов в григорианское летоисчисление в процессе перевода на русский язык? Нет необходимости замечать, что один год хиджры часто соотносится с двумя григорианскими годами. Этот аспект перевода одного летоисчисления в другое никак не отражён в работе.

Связь с уже существующими историческими материалами представляет для автора данного собрания сочинений филологические ловушки. Например, в главе 3-й «Период булгарского балтавара» и главе 4-й «Правление чёрных булгарских беков» форма балтава означает официальный булгарский титул. Несмотря на то что дефектная форма балтавар была известна из источников, в последнее время тюркологи сходятся во мнении, что данная форма, по сути, является восстановленной от el täbär > булгарского yiltever . Источник, претендующий называться внутренним булгарским документом, скорее всего, дал бы верную форму. В то время как некоторые учёные убеждены, что «Булгар» и «Биляр» являются в источниках названиями одного и того же города (основываясь на том факте, что «Биляр» — это среднебулгарская форма слова «Булгар»), в главе 18-й «Булгар» и «Биляр» — названия двух разных городов. Также можно составить длинный список предположительно булгарских имён из этого источника и с удивлением обнаружить, что такие классические булгарские лингвистические черты, как ротацизм (з > р) и ламбдацизм (ш > л), в них не присутствуют. Кроме того, я думаю, не следует даже упоминать о примерах народной этимологии, присутствующих во всём тексте.

После краткого анализа основных проблем представленного текста, вне всякого сомнения, можно сказать, что данная работа является вымышленным документом XX в., «изобретением традиции». Полное опровержение его потребует комментария, равного по размеру произведению-оригиналу. Но я нс могу даже представить себе, что кто-либо из историков или тюркологов потратит на это своё время. Тем не менее я нашёл занятной параллель между более ранними «булгарскими» источниками XVIII–XIX вв. и этой работой XX столетия.

Несмотря на то что существовали предложения по использованию слова «булгар» для определения нового национального самосознания казанских татар, это так и не стало альтернативной идеологией в досоветское время. К примеру, даже последователь Шигабутдина Марджани Ризаеддин Фахреддин использует в некоторых своих работах термины «булгарские тюрки» и «казанские тюрки» [671]. Мне кажется, что это отражает разногласия в использовании терминов «татары» и «тюрки», существовавшие в то время из-за теории Исмаила Гаспринского о великом пантюркском самосознании. Конечно же, позднее понятия «булгарские тюрки» и «казанские тюрки» перестали бы существовать, уступив место официальным национальным вариантам «татары» или «казанские татары», формально утверждённым и узаконенным в СССР.