Денис Хрусталёв - Ледовое побоище в зеркале эпохи [Сборник научных работ, посвященный 770-летию битвы на Чудском озере]

Клин Никифора с точки зрения тактики значительно более соответствует требованиям и реалиям XIII века, нежели клин Альбрехта. В непосредственном столкновении с противником на начальном этапе участвует большее количество воинов (54–64 бойца, а не 11–17). С учетом фланговых отрядов ширина фронта достигает 264–254 человек, что (с интервалами между подразделениями) даёт почти километровую протяжённость фронта. Кроме того, меньшая глубина фронта при большей его протяжённости позволяет успешнее сопротивляться фланговым атакам.

В составе клина присутствует значительно более высокий процент тяжеловооружённых кавалеристов — основной ударной силы этого периода. Здесь же присутствуют конные стрелки, наносящие предваряющий удар по атакуемому противнику и в определённой мере способные противостоять атакам конных стрелков (эта особенность может быть объяснением постоянного парного упоминания рыцарей и арбалетчиков, как составных частей ливонских отрядов у Генриха Латвийского).

Клин включен в систему общего построения, которая допускала гибкое реагирование на ситуацию и позволяла компенсировать его тактические недостатки.

Исходя из вышесказанного, мы высказываем предположение, что «свинья» русских летописей скорее соотносима с «клином Никифора», нежели с построениями, рассматриваемыми в «Приготовлении к походу» [143] Для сравнения: при Гаттине погибло 230 братьев Храма (60 братьев было потеряно несколько ранее, в Крессоне), в битве при Ла-Форбье храмовники и госпитальеры потеряли примерно по 300 братьев (уцелело соответственно 33 храмовника и 26 госпитальеров). 280 братьев храмовники потеряли во время атаки графа Артуа в сражении при Мансуре ( Фори А. Военно-монашеские ордена. 1120–1312 // История крестовых походов. М., 1998. С. 228; Жуанвиль Ж. де. Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика. СПб., 2007. С. 56). Весьма сходные показатели потерь заставляют предположить, что во всех случаях основу орденских отрядов составлял примерно одинаковое число бойцов-братьев (рыцарей и сержантов) тяготеющее к 3–3,5 сотням (число тяжеловооружённых всадников в малом и большом «клиньях Никифора»), После битвы при Легнице магистр Орлена тамплиеров Понс Д'Обен сообщает о том, что Орден потерял 511 или 514 своих людей — братьев-рыцарей и сержантов ( Хрусталёв Д.Г. Русь от нашествия до «ига». СПб, 2008. С. 202), что крайне близко к рекомендованной Никифором II численности «большого клина» — 504 тяжеловоружённым бойцам ближнего боя и стрелкам суммарно. . Хорошо с этим согласуется и противопоставление «свиньи» и «бесчисленной» чуди, игравшей, по-видимому, роль фланговых и тыловых отрядов прикрытия. В случае справедливости нашего предположения само ливонское войско должно было состоять исключительно из конницы.

Столь же неясным остается и характер построения русских войск. Ливонские источники сообщают только о том, что перед войском «короля» стоял строй стрелков, с которым и столкнулись рыцари ордена. По сообщению русских летописей, не упоминающих о столкновении ливонцев с передовыми стрелками, немцы «прошиблись» непосредственно сквозь полк, после чего завязалась общая схватка. При описании начала битвы также упоминается единый полк русских [144] См. выше сообщение о роспуске «всего полка» в зажитье. .

ЛРХ любопытно характеризует войско «короля Александра», вторгнувшегося в Ливонию:

Судя по этому отрывку, основной род войск, которым Александр Ярославич располагал при вторжении в Ливонию, представлял собой панцирных конных лучников. Это хорошо согласуется с нашим предположением относительно цели похода — конные лучники, способные легко избегать столкновения с противником, прекрасно подходили для выполнения поставленной задачи. Однако в генеральном сражении они участвуют несколько необычным для своего рода войск образом, принимая встречный бой с атакующим немецким «клином», нацеленным на «отряд» (дружину?) Александра Ярославича.

Возможно, разночтение источников связано с неправильным пониманием немцами роли того отряда с которым они непосредственно столкнулись, пробиваясь к «войску» (вариант перевода — «отряду») Александра, которого грозились «руками ять». Привыкнув к наличию у своих противников (в частности, у псковичей) отрядов многочисленных конных застрельщиков, ливонцы не осознали, что в данном случае конные лучники и были основой русского строя.

Трудно сказать, являлось ли такое преобладание конных лучников в составе экспедиционного корпуса свидетельством определённой ориентализации владимирского войска в целом или же объяснялось тем, что состав суздальской и переяславской дружины был в значительной мере пополнен беженцами — булгарами, половцами и жителям южнорусских княжеств. Возможно, углубление в эту тему в дальнейшем позволит доказать наши варианты объяснения или отказаться от них. Однако на наш взгляд — это первое достоверное свидетельство изменения древнерусской тактики в том направлении, которое через двести лет станет приоритетным для Московского государства.

Мы предложили бы следующий вариант реконструкции сражения у Вороньего Камня:

К моменту столкновения «у моста» к Вороньему Камню уже подошли не участвовавшие в ливонском рейде войска, приведённые Андреем Ярославичем. Они стояли в месте, из которого могли легко контролировать направления и на Псков (Узмень) и на Новгород (устье Желчи).

Заранее запланированное отступление позволило Александру Ярославичу не только значительно опередить немцев, но и создать видимость бегства разбитых и разрозненных отрядов. В противном случае необъяснимой представляется самоубийственная организация немцами погони за пределами Ливонии. Ещё более сомнительной представляется сознательная попытка серьёзного глубокого ливонского вторжения в русские земли — близящийся ледоход гарантированно прервал бы коммуникации немецкого войска, отрезав его от подкреплений и снабжения.

В ходе сражения ливонская армия использовала построение, сходное с описанным в трактате «Стратегика». Не исключено, что из-за недостатка воинов немцы вынуждены были ограничиться построением в две линии (вместо рекомендуемых трёх), возможно, вторую линию составляли воины Дерпта. В этом случае численность ливонского отряда должна была составлять от 3, 5 до 5 тысяч комбатантов [147] О численности собственно феллинского отряда можно судить по косвенным данным. Возможно, представление об этом дают данные Петра из Дусбурга, у которого группа из 20–30 братьев зачастую соответствует 1200–1500 мужам войска, при том, что 1500 воинов представляют собой обычную численность воинской единицы под предводительством комтура, маршала или магистра (Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М., 1997. С. 126, 145, 147, 156, 169, 177). . Русское войско (суздальский, переяславский, новгородский и псковский полки) могло превосходить их примерно в полтора — два раза. Главный удар «свиньи» был направлен непосредственно против князя Александра и его личного « schar »'а (что согласуется с тактическими указаниями «Стратегики») [148] Ср. «Они же рекли: "имемъ Александра руками"» (Н1Л. С. 304) и «Следует же прежде всего обратить внимание в какой части окажется командир неприятелей, и против него самого направить "рот" треугольного отряда катафрактов» (Никифор II Фока. Стратегика. С. 31). . Встречный удар русской стрелковой конницы оказался для ливонцев неожиданным.