Вадим Каргалов - Куликовская битва

И оно пришло, утро Куликовской битвы…

«…Настал 8 день месяца сентября. На рассвете в пятницу, на восходе солнца, была мгла как дым. И начали знамена простираться, ратные трубы трубить. Уже русские кони оживились от трубного зова, каждый воин под своим знамением. Радостно видеть стройные полки, расставленные крепким воеводой Дмитрием Боброком-Волынцем. Когда же настал седьмой час утра, начали с обеих сторон в трубы трубить, и слились голоса трубные в единый голос, слышать страшно. Полки же русские и татарские еще друг друга не видят, потому что утро мглистое как дым, но земля грозно стонет. Обширное поле Куликово перегибается, реки выступили из своих берегов, потому что никогда не было столько людей на том месте…» — так описывает автор «Сказания о Мамаевом побоище» утро Куликовской битвы.

Великий князь Дмитрий Иванович еще раз объехал полки, воодушевляя воинов и призывая их крепко стоять за родную землю. «Ныне же, братья, — говорил великий князь, — устремимся на битву, от мала и до велика, победными венцами увенчаемся!»

Предусмотрительность русских воевод, заранее, с вечера, поставивших полки на свои места, полностью себя оправдала — непосредственно перед сражением, в густом утреннем тумане, выстроиться в боевой порядок было бы очень трудно. Теперь же все было готово к битве. «Исполнились христианские полки все, и возложили на себя доспехи, и встали на поле Куликовом, на устье Непрядвы-реки». Даже то, что войска стояли в тумане, «полк с полком не видясь», не нарушало общего строя — место для каждого полка было выбрано еще с вечера.

Объехав строй русских воинов, великий князь Дмитрий Иванович возвратился к большому полку, посередине которого развевалось черное великокняжеское знамя с изображением Спаса. Под знаменем собрались князья и воеводы. Дмитрий сошел с белого коня, снял пышное великокняжеское одеяние и приказал принести простые, но крепкие доспехи воина-дружинника. Он решил сражаться в боевом строю, «на первом сступе», чтобы лично повести за собой воинов. Князья и воеводы отговаривали: «Не подобает тебе, государю Русской земли и великому князю, самому биться в полках. Тебе, государю, подобает под знаменем стоять!» Но Дмитрий был непреклонен: «Хочу с вами общую чашу испить и тою же смертью умереть. Если же умру, то с вами, если спасусь, то с вами!»

Потом великий князь «сел на своего боевого коня, и взял копье свое и палицу железную, и выехал из большого полка, захотел прежде всех сам биться». В одежду и доспехи великого князя переоделся постельничий Михаил Андреевич Бренк, и Дмитрий «черное знамя велел своему оруженосцу возить над ним».

Русские полки стояли неподвижно за холмистой возвышенностью, которая тянулась от Зеленой дубравы до реки Непрядвы. Туман постепенно редел. Вперед, в низину между истоками Нижнего Дубяка и Смолки, выдвинулся только сторожевой полк, который должен был первым встретиться с ордынскими авангардами.

Сторожевой полк выполнил поставленную задачу. Ордынские конные лучники, которые по обычаю степняков кинулись вперед, чтобы осыпать стрелами русский строй, были встречены в поле всадниками сторожевого полка и отбиты. Не случайно в летописях отсутствовали даже упоминания об ордынских лучниках и о потерях, которые они могли бы нанести русскому войску. Начало битвы было выиграно великим князем Дмитрием Ивановичем. Мамаю оставалось искать победы в рукопашном бою, в котором ордынцы были всегда слабее русских витязей.

«В шестом часу дня» (примерно 11 часов утра по современному счету времени) началось сближение главных сил. Русские полки, сохраняя боевой строй, взошли на высоты, которые примыкали с севера к низине между Нижним Дубяком и Смолкой. В этой низине шириной всего 4–5 км великий князь Дмитрий готовился встретить ордынцев — русские полки могли здесь перекрыть все поле.

На противоположном краю низины, на отлогом Красном холме, показались массы ордынской конницы. Солнце стояло уже высоко, утренний туман рассеялся, и противники впервые увидели друг друга.

«И выступила сила татарская на холм, — повествовал летописец, — и пошла с холма. Также и христианская сила пошла с холма и стала на поле чистом, на месте твердом. И страшно было видеть две силы великие, съезжающиеся на скорую смерть. Татарская сила была черная, а русская сила в светлых доспехах, как река льющаяся, как море колеблющееся, и солнце светло сияло на ней, лучи испуская».

Будто ясный день и темная ночь встретились на одном поле: черные толпы ордынских всадников и пехотинцев в кожаных доспехах, в бурых войлочных колпаках, в лохматых шкурах — и светлый, нарядный русский воинский строй, празднично расцвеченный многочисленными знаменами. «Шлемы же на головах их как утренняя заря, — с восхищением писал летописец, — доспехи как вода, ял овцы же как пламя огненное…»

Сам Мамай «с тремя князьями своими большими взошел на высокое место, на холм, и тут стал, хотя видеть человеческое кровопролитие». На Красном холме, вдали от сечи, Мамай оставался до конца сражения, отсюда он и побежал с малой дружиной, когда победа склонилась на сторону русских полков.

Ордынцы наступали обычным для них боевым порядком: сильными конными крыльями, где собирались лучшие боевые тысячи; центром, задачей которого было сковать боем главные силы противника и подготовить выгодный момент» для фланговых ударов крыльев; сильным общим резервом, оставленным позади Красного холма. Боевой порядок был обычным для татар, но развернуть его на Куликовом поле так, чтобы охватить крыльями фланги противника, к чему всегда стремились ордынские полководцы, — на этот раз не удалось. Поле битвы оказалось явно недостаточным для такого маневра. Поэтому Мамай несколько изменил построение войска. Учитывая, что конница не имеет на Куликовом поле свободы для маневра, он значительно усилил центр. Именно центром он наносил главный удар. Но здесь ордынцам противостоял сомкнутый строй русских пехотинцев, прорвать который конными атаками было нелегко. Поэтому Мамай решил поставить в центре тяжеловооруженную наемную генуэзскую пехоту, умевшую наступать фалангой. Летописцы подробно описывали построение для боя ордынской пехоты: шеренги воинов в латах стояли одна за другой, «стена у степы», и воины последующих шеренг положили длинные копья на плечи воинов впереди стоящих шеренг. Такая фаланга обладала большой ударной силой, и Мамай надеялся одним натиском прорвать центр русского войска. Одновременно в атаку двинулись конные крылья ордынского войска.

«И встретились полки, и, великие силы увидав, пошли навстречу, — повествовал летописец, — и гудела земля, горы и холма тряслись от множества воинов бесчисленных».