Вадим Егоров - Реликвии Донского побоища. Находки на Куликовом поле

С зарождением исторической науки в России в XVIII в. Куликовская битва стала предметом научного исследования. Но только с 30–40-х годов XIX в. историки вплотную занялись первичным описанием и изучением развития вооружения русских воинов.

Наиболее полно оружие эпохи битвы было рассмотрено в конце 70 х — начале 80-х гг. XX в. в работах двух ярких ученых — А. Н. Кирпичникова и М. В. Горелика [85]. Отразились их исследования и на творчестве современных художников, посвященного героическому прошлому Родины. Участники Куликовской битвы более не предстают «поместной конницей» в доспехах XVI–XVII вв. с элементами известного по данным археологии оружия. Безусловно, на сегодняшний день наши знания еще очень далеки от такого уровня, когда мы с уверенностью сможем описать комплекс вооружения конца XIV — начала XV в. Не позволяет осуществлять достоверные исторические реконструкции недостаток реальных предметов вооружения последней четверти XIV в. Также опасно использовать при реконструкциях письменные и изобразительные источники без критического анализа. Наиболее целесообразно привлекать близкие по времени создания к описываемому событию тексты, в частности рассказы о Куликовской битве в составе Рогожского летописца и Симеоновской летописи, Новгородской I и Софийской I летописях старшего извода, а также Летописную повесть о Куликовской битве в Новгородской IV летописи, тексты которых восходят к сводам начала XV в. Более осторожно следует относиться к «Сказанию о Мамаевом побоище», созданном в начале XVI в. [86]И все же попробуем с учетом накопившейся информации кратко обрисовать, как же выглядел и чем мог быть вооружен в то самое утро 8 сентября 1380 г. русский воин, вышедший на поле Куликово. На сегодняшний день мы можем сделать несколько обобщений, полученных в результате археологического изучения. С середины XIII в. кольчуга, как основной вид защитной одежды, уступает место разным видам пластинчатого прикрытия, что подтверждается письменными и изобразительными источниками. Находки панцирных пластин показали, что на территории Руси удельного периода существовало несколько наборных систем, применявшихся при изготовлении доспехов. Самыми распространенными являлись чешуйчатые, когда пластины нашивались на мягкую основу наподобие черепицы (Рис. 44–46). Пластины крепились только с одной стороны и в некоторых случаях, чтобы придать большую монолитность, еще и в центре. Современные реконструкции доспехов, собранных описанным способом, представляют собой жесткую конструкцию, надежно защищающую торс воина как от прямого, так и от скользящего удара. Такие доспехи составляли до двух третей всех известных археологам гарнитуров.

Более гибкими являются доспехи из пластин, скрепленных кожаными ремешками или тканевыми шнурками — так называемые ламеллярные. Сборка происходила на тонких кожаных или матерчатых полосах, свободный ход между которыми и позволял достичь требуемой гибкости деталей. Ряд изобразительных источников демонстрируют комбинированные доспехи, включающие элементы чешуйчатой и пластинчатой брони. Кроме того, отмечаются находки пластин, которые могли принадлежать также чешуйчатым доспехам, но крепились с внутренней стороны подкладки так, что лицевая сторона доспеха была покрыта тканью или кожей. Аналогичные хорошо известны как в Западной Европе, так и в Азии. Сохранившиеся крупные куски доспехов, позволяющие судить о типе покроя, находят прямые параллели в изобразительных источниках. Доспехи, известные по материалам из Новгорода, Пскова и Москвы, состоял из скрепленных между собой нагрудных и наспинных частей. Дополнительно отмечаются детали подвешиваемых к нагруднику наплечников и пластинчатой юбки. Для защиты рук, возможно, употреблялись створчатые наручи. Перед нами довольно распространенный в Центральной и Восточной Европе тип защитной одежды.

Большинство известных образцов боевых наголовий последней трети XIV в., датируемых исследователями на основании оружиеведческого анализа этим периодом, представляют собой случайные находки или музейные экспонаты, не имеющие надежной датировки. Тем не менее можно отметить усиление средств защиты головы, распространяются типы шлемов значительной глубины, прикрывавшие не только верхнюю часть головы, но и доходившие до уровня скул. Характерным типом шлемов являются так называемые цилиндроконические наголовья. Существовали разновидности как без дополнительных защитных элементов, так и с редуцированными наносниками, с лицевыми вырезами или с неширокими полями. Отмечаются также сфероконические, куполовидные и полусферические типы шлемов. Одной из редких находок является шлем с характерным эксцентричнокуполовидным корпусом (Рис. 49).

К концу XIV в. основными типами наступательного оружия остаются копье и меч, причем они претерпевают заметную эволюцию. Доминирующими становятся бронебойные наконечники копий с мощными по размеру и пропорциям втулкой и тяжелым клиновидным пером с ярко выраженным ребром жесткости. Подобный наконечник был найден в 1980-е гг. на Куликовом поле местными жителями. Появление таких наконечников копий в XII–XIII вв. связывается учеными с распространением традиции конного копийного боя защищенных кольчатой или пластинчатой броней противников. Вторым по распространенности типом наконечников являются шиловидные с четырехгранной формой пера для борьбы с защищенным кольчатой броней воином. Частое упоминание в источниках сулиц (метательных копий, которые также употреблялись в индивидуальной схватке) подтверждается археологическими находками. В основном это небольшие наконечники копий, которые насаживались на древко при помощи втулки либо черешка. Единственным узкоспециальным видом пехотного оружия могла являться рогатина — крупное по размерам и весу копье, имеющее характерные лавролистные очертания [87]. Данное оружие могло использоваться как при пеших столкновениях, так и на охоте. Насколько широко использовалась рогатина в конце XIV в., судить сложно, во всяком случае, находки такого вооружения известны как при раскопках в Москве, так и в Новгороде. Ярким образцом является подписная рогатина тверского князя Бориса Александровича (1425–1461).