Виталий Пенской - Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558–1561 гг.

Дальше — больше. Спустя 10 лет после описанных событий, тогда, когда в Москве вовсю готовились к наступлению на Казань, в русской столице объявился некто Ганс Шлитте, немец из городка Гослар (кстати, Гослар был славен рудниками в горе Раммельсберг, где добывали серебро, свинец, медь и другие металлы) с рекомендательными письмами от прусского герцога Альбрехта (sic!) [47] Таймасова Л.Ю. «Дело Шлитте» // Новый исторический вестник. № 17. 2008. С. 31. . О чем вел переговоры вел Шлитте с московскими дьяками и от чьего имени — доподлинно неизвестно [48] Л.Ю. Таймасова полагает (и ее доводы выглядят довольно убедительно), что Шлитте был агентом банкирского и торгового дома Фуггеров ( Таймасова Л.Ю. Указ. соч. С. 32–33). И если это так, то тогда вовсе не выглядит чудесной та легкость, с которой Шлитте открывал двери к знатнейшим и могущественнейшим царственным особам что Европы, что России. , но результат их, напротив, известен очень хорошо. Осенью 1547 г. Шлитте уже в Аугсбурге и с легкостью получает аудиенцию у императора Карла V (того самого, который выдал паспорт и соответствующее разрешение на торговлю с русскими амстердамскому шхиперу, прибывшему с грузом в Ивангород в 1531 г.). Очарованный шустрым саксонцем (и, надо полагать, видом верительных грамот от самого московитского государя) и открывающимися перспективами в связи с присоединением московита к антитурецкой коалиции (sic!), император в январе 1548 г. разрешает Шлитте набрать специалистов, в том числе и военных — оружейников, инженеров и пр., а также восстановить торговлю оружием и стратегическими материалами с русскими (кстати, вряд ли было совпадением, что вскоре после отъезда Шлитте Сигизмунд Герберштейн публикует свои «Записки о Московии», мгновенно ставшими бестселлером и главным источником сведений о таинственной и загадочной Московии).

Решение Карла вызвало немалое беспокойство и в Ливонии, и в Польше с Великим княжеством Литовским. Орденский магистр И. фон дер Рекке и король Польши Сигизмунд II чуть ли не единодушно, в одних и тех же выражениях, выступили против такого императорского решения. Магистр, задействовав все свои связи и возможности, приложил немалые усилия, чтобы добиться отмены императорского разрешения, и сумел достичь своей цели [49] См.: Pierling Р. Hans Schlitte d’apres les Archives de Vienne // Revue des Questions Historiques. T. XIX. P., 1898. P. 207–208. . Естественно, что, узнав о действиях магистра, Иван IV был рассержен, и весьма серьезно. Ведь запрет на поставки оружия и стратегических материалов (а тут еще и вести пришли, что нанятые Шлитте специалисты, столь нужные Москве в разгар войны, не могут попасть в Россию, перехватываемые в северогерманских и ливонских городах) фактически означал, что магистр поддержал мятежных (с точки зрения Москвы) казанцев в их войне с русскими! Стоит ли удивляться после этого, что когда в 1550 г. в Псков и Новгород прибыли послы дерптского епископа Й. фон дер Рекке и самого магистра, то Москва, вмешавшись в ход переговоров (традиционно, как уже было отмечено выше, являвшихся прерогативой наместников Пскова и Новгорода Великого), в чрезвычайно резких выражениях («благоверный царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии положил был гнев на честнаго князя Вифленского, и на арцыбископа, и на всю их землю», поскольку последние не только в пограничных и торговых делах допускали «неисправления», но и «людей служилых и всяких мастеров из Литвы и из замория не пропущали») потребовала от ливонских владетелей-ландсгерров «служилых людей и всяких мастеров всяких земель, отколе хто ни поедет, пропущати в благовернаго царя рускаго державу без всякого задержанья…» (кстати, это к вопросу о целях вмешательства Москвы в борьбу за раздел ливонского наследства. — В. П. ) [50] Напьерский К.Е. Русско-ливонские акты. СПб., 1868. С. 370. Цит. по: Филюшкин А.И., Попов В.Е. Новые документы по истории Ливонской войны. Русско-ливонские договоры 1554 года // Филюшкин А.И. Изобретая первую войну России и Европы… С. 632. .

Напуганный магистр кинулся искать помощи и поддержки у Карла, отправив к нему своего посланника Ф. фон дер Брюггена с «суппликацией». В ней он жаловался на угрозы, раздававшиеся из Москвы, и утверждал, что он не может пойти на удовлетворение требований московита, ибо и без того его могущество и сила чрезвычайно велики и таким образом наводят страх на всех граничащих с ним королей и великих князей христианского имени. И если московит захватит Ливонию и закрепится на берегах Балтики, то все другие близлежащие пограничные земли, такие как Литва, Польша, Пруссия и Швеция, также быстро попадут под его власть. И чтобы избежать этого печального развития событий, довольно будет не снабжать московита оружием и всякими военными материалами, поскольку, если он не будет получать военных товаров, у него не будет навыков и опыта их применения [51] Напьерский К.Е. Русско-ливонские акты. С. 378. . Надо ли говорить о том, что эти действия магистра только подлили масла в огонь тлеющего конфликта?

Во всех этих перипетиях вокруг свобод торговли есть и еще одна деталь, на которую стоит обратить внимание, ибо она, возможно, может пролить дополнительный свет на причины вмешательства Москвы в борьбу за наследство «больного человека» Северо-Восточной Европы. Речь идет о новгородском «следе» во всех этих событиях. Не секрет, что в событиях января 1542 г. в Москве важную, если не решающую, роль сыграли новгородские дети боярские (во всяком случае, их элита, «выборные» дети боярские, способные «конно, людно и оружно» выступить «одвуконь» в поход в «дальноконные» грады). Недовольные тем высоким положением, который занял при дворе князь Иван Бельский (по словам летописца, «его государь князь великии (Иван IV. — В. П. ) у себя в приближении держал и в первосоветниках» [52] Александро-Невская летопись. С. 141. ), братья князья М.И. и И.И. Кубенские и князь Д.Ф. Палецкий «обослались» с князем И.В. Шуйским, стоявшим с полками во Владимире «бережения для от казанских людеи», и договорились с ним о совместных действиях по свержению всесильного «первосоветника» [53] Там же. С. 141. . Шуйский же «в Володимере многих детеи боярских к целованию привел, что им быти в их совете», и на том «совете», помимо «княжат и дворян и детей боярских многих» были «наугородцы Великого Новагорода все городом». Выборные новгородские дети боярские сыграли, судя по всему, заглавную роль в перевороте и «отметились» в свержении Иоасафа, явившись к нему на Троицкое подворье «с неподобными речьми, «с великим срамом понашаста его и едва не убиша» [54] Александро-Невская летопись. С. 141; Никоновская летопись. С. 439. . И это участие новгородцев в этих драматических собы тиях вряд ли можно считать случайным — связи клана Шуйских с Новгородом и Псковом были давними и достаточно прочными, и это могло способствовать тому, что «сила новгородская» вопреки установившемуся еще при Иване III правилу приняла участие в отражении казанской угрозы [55] См., например: Абрамович Г.В. Князья Шуйские и российский трон. Л., 1991. С. 72–77; Бенцианов М.М. Дети боярские «наугородские помещики». Новгородская служилая корпорация в конце XV — середине XVI в. // Проблемы истории России. Вып. 3. Новгородская Русь: историческое пространство и культурное наследие. Екатеринбург, 2000. С. 257, 260; Кром М.М. «Вдовствующее царство»: политический кризис в России 30–40-х гг. XVI века. М., 2010. С. 279. . И хотя нет прямых доказательств участия новгородских детей боярских в возведении на митрополичью кафедру Макария, однако этого полностью исключить нельзя. Уж кому-кому, но им-то хорошо были известны личные и деловые качества архиепископа, зарекомендовавшего себя на новгородской кафедре с самой лучшей стороны. И, способствуя его возведению на митрополию, новгородские служилые люди могли рассчитывать, что Макарий не позабудет о них и о Новгороде и будет ходатаем за них перед лицом государя.