Александр Филюшкин - Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг.

У «шпегов» была разработанная система оповещения, связанная с объектами природы — деревьями. Ветки, обломанные с определенной стороны дерева, сломанные ветки, положенные у дороги и т. д. — все это были условные сигналы, оформленные под естественный вид лесного пейзажа [688] «Ино он знак учинити мел такий: иж если бы люди прибыли, тогды с того дерева хвои, под которым се на сроку ыидети зрочил, мел уломит ветку и положит по правой стороне дороги» (List Filona Kmity do X. Romana Sanguszka… 20. 01. 1568 // Archivum książąt Sanguszków w Sławucie. T. VII: 1554–1572. S. 223. Nr. CLXXXII). . В источниках преобладают сообщения об устной передаче информации, которая записывалась уже руководством «шпегов» в воеводских канцеляриях. В основном это рассказы, а не письменные донесения. Это говорит о том, что грамотность и эпистолярная практика были не сильно распространены. При записи сообщений «шпегов» всегда старались указать, откуда информация: видел лично, сказал тот-то (имя, должность), услышал там-то («на торгу»). Поэтому известия обычно очень детальны. Правда, неизвестно, насколько при этом достоверны: все эти подробности было легко придумать, а личности неведомых «Федек» и «Васек», которые шепнули «шпегу» страшно секретные сведения о готовности 40-тысячного русского войска напасть на Вильно, были в принципе непроверяемы [689] См. например: Jan Łopot, dzierżawca Driski, donosi X. Romanowi Sanguszkowi… 24. 01. 1569 // Archivum książąt Sanguszków w Sławucie. T. VII: 1554–1572. S. 314–315. Nr. CCLV. . Практика любой разведывательной деятельности показывает: как только информация становится коммерческой, резко возрастает процент фантастики, продаваемой под видом самых достоверных и секретных, «с трудом полученных» сведений. Судя по содержанию донесений, в какой-то степени этот процесс имел место и в русско-литовском пограничье среди «шпегов» и с той, и с другой стороны.

Кто шел в «шпеги»? Основная масса — это «шпеги поневоле», друзья и знакомые, родственники, волею судеб оказавшиеся в разных государствах, по разные стороны границы. Родственнику не откажешь, когда он ночью постучит в твою калитку и спросит, не видел ли ты поблизости войска. Многие сообщали сведения добровольно, заботясь о родных, которые могут оказаться на пути очередного налета или похода со всеми последствиями, вытекающими для мирного населения. Люди спасали своих и для этого сообщали сведения о планируемых нападениях, передвижениях армии и т. д. Например, в сентябре 1567 г. жители порубежного села Любавич бежали в Оршу с семьями, женами и детьми, потому что «шпеги» их предупредили: в этом районе готовится крупное наступление русских из Смоленска [690] Filon Kmita donosi X. Romanowi Sanguszkowi… 28. 09. 1567 // Ibid. S. 205. Nr. CLXIX. . Конечно, такие известия не отличались регулярностью, а часто — и достоверностью (передавались пугающие слухи), но зато такая информационная сеть была всепроникающей и охватывала фактически все население пограничья.

И. Ауэрбах справедливо отмечает, что данное явление было причиной репрессий со стороны властей, которые не имели возможности (да и желания) разбираться, кто из приграничного населения шпион, а кто нет, и обрушивали репрессии и террор на головы целых пограничных деревень. Впрочем, по словам немецкого исследователя, такое явление — записывание в шпионы и изменники целыми населенными пунктами — не было необычным для Московского государства (вспомним хотя бы печально известный «Новгородский опричный погром» 1560–1570 гг.) [691] Auerbach I . Ivan Groznyj, Spione und Verräter… S. 18. .

В то же время, для многих «шпегство» было профессией, способом заработка или приработка. Воеводы постоянно пишут в центр, что для оплаты работы агентов нужны сукна, деньги и т. д. И. Ауэрбах приводит подсчеты: за 4 года на шпионов в Оршанском старостве было потрачено 154 коп грошей, в среднем 6,5 на человека. Это небольшая плата: примерно ¼ жалованья конного воина или ½ — пехотинца [692] Ibid . S. 15. .

Для населения это также был вид службы в нестабильном приграничье, когда они обретали пусть ненадежных, но заступников в лице властей: своего агента, тем более ценного, власти могли и защитить в сложной ситуации. Занятие «шпегов» было опасным, но давало полезные связи и с власть предержащими, и с приграничным криминальным миром, контрабандистами. Спрос на их услуги был стабильным и в мирное, и в военное время. Он оплачивался куда надежней, чем ратная служба служилых людей.

Считались ли «шпеги» изменниками? Конечно, в случае поимки с ними обходились по законам военного времени. Но, что характерно, «шпеги» не вызывали осуждения у населения, которое исправно поставляло людей в их ряды. Оно воспринималось как работа — в источниках нет сведений, что «шпегов» выдавали свои, односельчане. Да и власти относились к ним скорее как к особому виду служилых людей — если ловили вражеского шпега, то судьба его была незавидной. Но сами шпегов активно вербовали и использовали. В текстах нет следов презрения к ним как к предателям и перебежчикам.

Возможно, это было связано с особым мировоззрением населения земель, порождавших «шпегство». По справедливому замечанию К. Ю. Ерусалимского, «Большинство переселений на восточноевропейском "фронтире" происходило на спорных русских землях, которые сохраняли историческое единство, несмотря на их фактическую принадлежность нескольким новым государствам» [693] Ерусалимский К. Ю . Московиты в Польско-Литовском государстве второй половины XVI — начала XVII в. Дисс. / д. и. н. М., 2011. С. 3. . Нам представляется, что важным элементом этого единства был приоритет местной, локальной идентичности над государственной и этнической. Преданность своему городу, деревне, своим односельчанам/ горожанам была важнее, чем долг перед государственной властью (тем более постоянно меняющейся) или этносом (о котором понятия были весьма смутные, скорее больше связанные с религиозной принадлежностью). Острее воспринималась измена вере, но в ситуации пограничья ВКЛ и России, когда православные были с обеих сторон, она играла меньшую роль, чем локальная идентичность. По верному замечанию К. Ю. Ерусалимского, «Перебежчик совершал преступление против "народа" только в том случае, если менял религиозную принадлежность» [694] Ерусалимский К. Ю . Московиты в Польско-Литовском государстве… С. 20. . Отсюда «шпегство» как служба за деньги в разведке чужого государства — не такой уж и криминал, если при этом ты не подставляешь своих односельчан и не приводишь на их землю войска. Хотя были случаи, когда по доносу шпегов вырезались «неверные» деревни, присягнувшие противнику [695] List Filona Kmity… do X. Romana Sanguszka… 10. 06/1567 // Archivum książąt Sanguszków w Sławucie. T. VII: 1554–1572. S. 156. Nr. CXXXII. . То есть их деятельность не была столь уж безопасной и невинной для односельчан.