Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Конвой вообще применял оружие без колебаний. Особо безжалостно отстреливали беглецов. Трупы выкладывали вдоль забора зоны — в назидание. Во время погони часто убивали всех «побегушников». Но стреляли и внутри зон. Во время бунта в районе Девахты (1950) трупы зэков вывозили двумя грузовиками. Были и случаи неспровоцированной стрельбы. В Усть-Орочах конвойник напился, выстроил колонну, а один заключённый сделал шаг вперёд. Охранник выстрелил в упор. В другой раз боец охраны убил молодого лётчика. И не только убивали. Одна из бывших узниц вспоминает: «Попала в Ванино молоденькой, в первый же день охранники отвели меня в сторону, насиловали в кустах по очереди».

Так что ванинская пересылка и Ванинский порт действительно врезались в память заключённых на всю оставшуюся жизнь…

Эта строка отражает не только мрачный облик пароходов, которые курсировали между Колымой и «материком». Смысл её гораздо глубже. Над колымскими пароходами действительно висело некое мрачное проклятие…

Но сначала всё же — о внешнем виде. Вот как описывала Евгения Гинзбург один из самых известных транспортов, бороздивших Охотское море с арестантами на борту — «Джурму»: «Это был старый, видавший виды пароход. Его медные части — поручни, каёмки трапов, капитанский рупор — всё было тусклое, с прозеленью. Его специальностью была перевозка заключённых, и вокруг него ходили зловещие слухи о том, что в этапе умерших зэков бросают акулам даже без мешков».

В Магадан заключённых доставляли и другие пароходы Дальстроя — гостреста по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы, в состав которого входили все колымские лагеря. Дальстрой был создан в октябре 1931 года, а к началу 1932 года в структуре НКВД организовали Северо-Восточную экспедицию Наркомвода (её также называли «особой» и «колымской»). Экспедиция обслуживала ГУЛАГ, перевозила людей и грузы из Владивостока, Находки и позже — бухты Ванино на Колыму и в устье Лены. Северо-Восточная экспедиция насчитывала около дюжины судов, в том числе типа «Север» (именно они использовались для перевозки заключённых).

Позже формируется отдельная флотилия Дальстроя. Её корабли имели опознавательный знак: на трубе — голубая волна, а не полоса. Значительную часть пароходов закупили за границей. Руководство Страны Советов воспользовалось экономическим кризисом на Западе и приобрело несколько десятков судов по сходной цене. К грузопассажирским транспортам Дальстроя предъявлялись особые требования — прежде всего, большая грузоподъёмность и хорошая скорость: пересекать бурное Охотское море следовало как можно быстрее, чтобы сократить потери рабочей силы, которую перевозили в жутких условиях.

Первые три парохода СССР купил у Нидерландской королевской компании в 1935 году. «Almelo» назвали «Генрих Ягода» в честь тогдашнего руководителя НКВД. «Brielle» переименовали в «Джурму» (в переводе с эвенкийского — «солнечный путь»). «Batoe» стал называться «Кулу» — по имени одной из рек, образующих реку Колыму. Четвёртое судно — «Dominia» — тоже было построено в Голландии, но СССР приобрёл его у англичан в 1936 (или в 1937) году. Британцы использовали пароход для прокладки телефонного кабеля между Европой и Нью-Йорком через Атлантический океан. После продажи Советам судно переоборудовали под грузопассажирское. Оно стало флагманом флотилии Дальстроя под названием «Феликс Дзержинский». В 1938 году СССР покупает у США пароход «Commercial Quaker», перекрестив его в «Индигирку», а в 1940-м после присоединения Латвии к Советскому Союзу флот пополняется теплоходом «Советская Латвия» (бывший «Hercogs Jëkabs»).

Кроме того, для Дальстроя фрахтовались пароходы «Ангарстрой», «Григорий Зиновьев», «Днепрострой», «Иван Тимирязев», «Ильич», «Лейтенант Шмидт», «Миклухо-Маклай», ледокол «Литке», танкер «Совнефть» и другие, а также 54 речных самоходных судна. После войны перевозили зэков на Колыму также «Минск», «Дальстрой», «Степан Разин» и т. д.

Но что мы имели в виду, когда в начале главы упомянули о мрачном проклятии, которое висело над флотилией Дальстроя? А вот что. А. Смирнов в исследовании «Тайны Магадана. Флотилия смерти» отмечает, что суда Дальстроя почему-то постоянно горели, садились на мель, налетали на скалы или взрывались. Так, в 1930-е годы в советских дальневосточных водах погибли:

— пароход «Камо» (1 ноября 1935 года);

— пароход «Суман» (1 июня 1938 года);

— пароход «Сясьстрой» (1 апреля 1939 года);

— пароход «Индигирка» (11 декабря 1939 года);

— пароход «Снабженец» (1940 год).

Но рассказ о перечисленных трагедиях — не наша тема: они относятся к довоенному времени, когда Ванинский порт ещё не существовал. Остановимся лишь на одном резонансном ЧП, ставшем лагерной легендой, — пожаре на пароходе «Джурма» в проливе Лаперуза (сентябрь 1939 г.). О нём рассказывают многие мемуаристы, в том числе и те, кто находился на пароходе. Так, Екатерина Кухарская в воспоминаниях «Будь что будет» пишет, что пожар вспыхнул на вторые сутки пути. «Блатные поначалу обвинили во всём “политиков”, однако позднее капитан сообщил, что всё обстояло как раз наоборот: ночью из мужского трюма уголовники проломили стену в соседний трюм, гружённый продуктами, уронили спичку, вспыхнуло пламя. Капитан послал сигнал о помощи, на который откликнулся встречный пароход, сопровождавший затем “Джурму” до места назначения, чтобы перегрузить людей в случае опасности. В результате пожара пострадали в основном заключённые-мужчины: кто-то задохнулся от дыма в трюме, кого-то застрелил конвоир, стоявший на посту у люка, когда все ринулись наверх. Весь следующий день женщины шили на палубе похоронные мешки».

Несколько иную версию приводит Валентина Мухина-Петринская в книге «На ладони судьбы». По её рассказу, первый пожар на пароходе вспыхнул ещё в порту Владивостока, но его удалось потушить. Однако искра тлела, в море пламя вспыхнуло вновь, и огонь охватил всю корму. И виновны были вовсе не заключённые: «После, в Магадане, был суд, и мы узнали, как было дело. Так вот, мерзавцы, имеющие отношение к трюму, куда был погружен шоколад для магазинов Магадана, шоколад продали и, чтоб скрыть следы кражи, подожгли этот трюм». По версии Мухиной, «Джурма» стала подавать сигнал бедствия, откликнулся японский корабль, но капитан парохода от иностранной помощи отказался. Затем якобы появилось советское судно, шедшее из бухты Нагаево во Владивосток. Оно было перегружено золотом с золотых приисков Колымы по ватерлинию, но предлагало свою помощь: «Капитан считал вполне естественным для спасения двух тысяч шестисот заключённых и команды сбросить часть золота в океан. Начальник охраны не взял на себя такую ответственность и радировал самому Ежову… Ежов доложил о происходящем уже самому Сталину. Последний был слишком мудр, чтоб долго думать, и принял не столько соломоново, сколько иродово решение: корабль с золотом пусть следует за “Джурмой” на достаточном расстоянии, чтоб не загореться самому. Когда “Джурме” придёт конец, команда пересядет на спасительный корабль с золотом (команды осталось всего двадцать три человека!), а груз… то есть заключённых, оставить на “Джурме” — гореть, взрываться или тонуть, что суждено».