Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

В отличие от основной массы мужиков, другие зэки — уголовники, дебильная блоть, ссученные, обслуга, шестёрки, лагерная придурь — вели себя развязно и шумно. Их шествие сопровождалось показушным весельем, глупыми, непристойными шуточками, перебранкой и толкотнёй. Однако лагерное начальство, снисходительно ухмыляясь, не пыталось вмешиваться и наводить порядок. Ну а как же иначе — свои ж, внутренние хозяева лагерей, ближайшие помощники. Их труд был особый и заключался в том, чтобы держать зэков-рабов в постоянном страхе, скотском повиновении. Награда же им — сытость и безделье».

А что же представляли собой трюмы, в которые грузили зэков? Вот что вспоминал Иван Клютков: «В начале рейса, как правило, трюмы “Джурмы” загружались всевозможным грузом. Просветы трюмов, чтобы туда не проникли зэки, заваривались листовым железом. В твиндеках [19] Твиндек — пространство внутри корпуса судна между палубами. сооружались многоярусные нары, в районе первого-второго трюмов, из досок сбивался общий гальюн. Только после того, как судовые механики докладывали, что паротушение исправно, разрешалось производить погрузку заключённых. Паротушение, если возникала “необходимость”, было самым надёжным оружием устрашения, усмирения тех, кто находился в наглухо задраенных твиндеках, то есть верхних этажах трюмов».

Так что «холодными» трюмы были не всегда! В случае волнений вниз пускали горячий пар. Всеволод Пепеляев, отбывший из Ванино в Магадан этапом на пароходе «Ногин-II» 6 августа 1948 года, пишет: «Мне удалось разговориться с небольшой группой. Они открыто обсуждали возможность побега, бунта. Один, видимо, бывалый, рассказывал, что знает о сопровождении таких судов подводными лодками и что в случае бунта они просто топят всех. Другой говорит, что этого не может быть, а вот если в трюме возникают какие-то беспорядки или, тем более, забастовка или бунт, то в трюм пускают пар и все сразу успокаиваются».

Это подтверждает Вадим Туманов в мемуарах «Всё потерять — и вновь начать с мечты». Он рассказал, как участвовал в захвате судна «Феликс Дзержинский» в 1949 году. Однако заговорщиков кто-то выдал:

«Васька Куранов и с ним восемь-девять десятков людей рванули на палубу. Они не успели подняться во весь рост и сделать даже пару шагов, как со всех сторон был открыт шквальный огонь. Конвой, кем-то предупреждённый об операции, хорошо подготовился к обороне…

Автоматные очереди и лай собак на ночном пароходе заглушались громкоговорителем с капитанского мостика:

— Третий и четвёртый трюм! Если вы немедленно не вернётесь на свои места, будет открыта система паротушения. Повторяю: если немедленно не вернётесь на свои места…

Система паротушения — это трубопровод, по которому при возгорании грузов подаётся в нижние части трюмов горячий пар.

Открыть паротушение — значит тысячу обитателей трюма сварить в кипящем котле, так что даже кости разварятся.

Заключённые понимали, с кем имеют дело. Никто не сомневался в готовности собравшихся на капитанском мостике включить систему. Я представил себя сваренным и испытал чувство страха. Простого животного страха… Бунт провалился».

При неповиновении арестантов охрана, не раздумывая, использовала самые жуткие методы. Вот что вспоминает Евгения Гинзбург в «Крутом маршруте»: «Юля моя, оставшаяся из-за болезни на транзитке на две недели дольше меня, ехала потом на той же “Джурме”, и случился пожар. Блатари хотели воспользоваться паникой для побега. Их заперли наглухо в каком-то уголке трюма. Они бунтовали, их заливали водой из шлангов для усмирения. Потом о них забыли. А вода эта от пожара закипела. И над “Джурмой” потом долго плыл опьяняющий аромат мясного бульона».

Варлам Шаламов в рассказе «Прокуратор Иудеи» описывает другой способ подавления волнений: «В пути заключенные подняли бунт, и начальство приняло решение залить все трюмы водой. Всё это было сделано при сорокаградусном морозе».

Михаил Миндлин вспоминает: «Подталкиваемые конвоирами, мы стремились как можно скорее спуститься по лестницам и втиснуться между телами на трёхэтажных сплошных нарах. Жуткая скученность: мы были “набиты как сельди в бочке”. Отсутствие малейшего притока воздуха и дневного света. Круглосуточно горели тусклые электролампы. Непрерывная жажда после селёдки и чёрных сухарей доводила нас до открытых стычек за воду. Пресной, воды не хватало, и давали нам её в вёдрах по очень жёсткой норме. Борьба за глоток воды объяснялась ещё тем, что брошенные в одну трюмовую кучу заключённые всех мастей, “враги” и “друзья народа” действовали по принципу “кто сильней, тот и побеждает”. Поэтому о справедливом распределении нормированной воды не могло быть и речи».

Особенно мрачными и страшными были нижние трюмы. Историк Иван Джуха в исследовании «Стоял позади Парфенон, лежал впереди Магадан» пишет:

«В нижних трюмах, находившихся ниже уровня воды, царили холод и мрак. Сюда, до нижних пассажиров, не всегда доходили еда и вода. Высота (правильнее: глубина) нижних трюмов была с двухэтажный дом, нары в них устраивались в 4–5 ярусов.

…Ночью дефицитом становился воздух. В нижних трюмах не было иллюминаторов, и воздух поступал только через входной люк. Особенно тяжело приходилось астматикам и сердечникам. После солёной рыбы, выданной на обед, нестерпимо мучила жажда. Воды, которую приносил десятник, на всех не хватало. Норма её составляла пол-литра на человека в сутки. Воду спускали в банных тазиках по крутой лестнице, и не всегда в качку она доходила до нижних нар. На третий день обычно появлялись первые покойники. Их заталкивали под нижние нары. Утром трупы выбрасывали за борт. Это называлось “мясо”. Мой дядя Алёша не раз вспоминал, как однажды его сосед по трюмным нарам сказал ему: “Завтра будет мясо”. Алексей обрадовался: давно уже сытно не ели. Наутро он узнал, о каком мясе говорил сосед».

Именно обитатели нижних трюмов погибли страшной смертью во время катастрофы парохода «Индигирка» у берегов Японии в декабре 1939 года. Глубина трюмов составляла почти восемь метров — высота двухэтажного дома. Вверх вели деревянные трапы — как оказалось, очень непрочные. Даже скупые строки обвинительного заключения по делу № 156 рисуют ужасную картину гибели людей (в том числе «вольняшек» с детьми):

«13 декабря в полдень к месту аварии прибыл плавающий под японским флагом пароход “Карафуто-Мару” и находящиеся на борту п/х “Индигирка” оставшиеся в живых пассажиры и члены экипажа были сняты. В трюмах погибшего п/х “Индигирка” оставались ещё пассажиры, которые не могли проникнуть наверх, т. к. судно лежало на борту и люки были залиты водой.